Не лови золотого коня!

Алфёрова Наталья

— А ежели мы раньше положенного сроку закончим? Денежки возвращать надо будет? — уточнил Егор.

— Да хоть бы раньше! Твои б слова да Богу в уши! — воскликнул барин. Видать и впрямь сильно о сыне беспокоился. — Не нужно будет ничего возвращать. Вот что я думаю, возьмёте нашу пролётку, нечего нанимать непонятно у кого. До Благовестного отправлю с вами кучера. Он тебя за дорогу подучит править. Справишься?

— Справлюсь, — ответил Егор, подумав, что пролётка — та же телега, только удобнее для седоков.

Барин вздохнул и добавил:

— Я бы и кучера с вами отправил, и ещё нанял бы надёжных

мужичков. Да Павлуша упёрся, мол, Игнат, это компаньон его, лучше знает, кого брать. Каждый знает, на чужие-то денежки! Еле Павлушу на тебя уговорил. Так что, не подведи, Егорша.

— Не подведу, Пётр Фомич!

После этих слов, барин вручил Егору, помимо документа на надел, пару чистых листов бумаги, новенький карандаш и кредитный билет на пять рублей, прозываемый за свой цвет «синенькой» — на почтовые расходы. Егор старательно уложил все полученное за пазуху. Барин, усмехнувшись, позвонил в колокольчик и для надёжности ещё и крикнул:

— Прошка, пёсий сын!

Спустя небольшое время в кабинет вбежал заспанный слуга и произнёс, старательно подавляя зевок:

— Чего изволите-с, ваша светлость?

— Проводи Егора Архипова через центральный вход, и сразу обратно иди, да управляющего позови, — распорядился барин.

Попрощавшись, Егор вышел, украдкой бросив взгляд на портрет. Барыня смотрела оттуда так, словно рукой хотела помахать. «Привидится же такое», — подивился про себя Егор.

Он шёл по коридору вслед за полусонным слугой. Да и сам барский дом словно дремал, разморенный летней жарой. По пути никто не встретился, лишь издалека доносились голоса, звяканье посуды и долетали ароматы чего-то вкусного. Наверное, в столовой накрывали стол к обеду. Егор почувствовал, как рот наполняется слюной. Сглотнув, он покосился на слугу, не заметил ли. Но тот не обращая внимания на спутника, открыл резные двери, впустив в полумрак яркие солнечные лучи и полуденный зной.

Прошка повёл Егора к парадным воротам, рассудив, что раз выпустить велено через главный вход, то это ко всему относится.

— До свиданьица, — попрощался Егор и со слугой.

Слуга кивнул в ответ. Если бы Егор не слышал, как тот разговаривал с барином, решил бы, что Прошка немой.

Путь обратно показался Егору намного короче. Он почти бежал, предвкушая, как обрадуются родные. Однако сразу рассказать о новостях не удалось. Вся семья только уселась обедать. Дед кивнул на скамью у стола, после чего произнёс короткую молитву. Егор ел маменькины щи с аппетитом. Остальные нет-нет, да и посматривали с интересом в его сторону. Даже маменька от вопросов удержалась. Во-первых, детям надо пример показывать, за едой не болтая, а во-вторых, свёкор мог и ей ложкой по лбу зарядить. Со строгого старика бы сталось. Когда, наконец, щи с хлебом доели, квас выпили, дед распорядился:

— Ну, Егорша, выкладывай, почто барину ты запонадобился?

— Меня наняли барчонку в услужение на лето. Поеду с ним за Волгу в экспедицию, — сказал Егор, старательно выговорив недавно выученное слово.

Маменька ахнула и воскликнула:

— Не зря тебе Ворожея нагадала дорогу дальнюю, не зря трефовая шестёрка выпала!

Егору неожиданно вспомнился рассказ Ворожеи, что молодому барину три шестёрки выпало. Одна из них трефовая, так же, как и Егору, на вопрос: «что будет?» Выходит,

дорога-то у них одна, да вот только закончится по-разному.

— Как не ко времени, — сказал отец, сокрушенно покачав головой.

— А вот и нет, батюшка, — произнёс Егор, доставая из-за пазухи документ. — За мою службу оплату барин согласился, как за надел наш засчитать. Так что, держите право на владение наделом. Мы больше ничего не должны!

Отец взял в руки бумагу, покрутил и вернул Егору со словами:

— Прочти-ка.

Он в церковную школу не ходил, хотя старый священник и взрослых грамоте обучал. Егор прочёл раз, а затем, по просьбе деда, и второй.

— Ну, дык, другое дело, — произнёс дед. — Пойду, курицу зарублю. Будет у нас праздничный ужин. Как говорится, всё, что есть в печи, всё на стол мечи!

— Тесто на пироги поставлю, соседей позвать надо, — засуетилась маменька.

Ей и радостно было, и за сына тревожно. Так далеко он и не ездил никогда. Раз в городе был со всей семьёй на ярмарке, да несколько раз в соседние деревни на гулянки вместе с другими парнями ходил.

— Надо, надо, — в кои-то веки согласилась со снохой бабка.

Праздновали вполсилы, столы накрыли щедро, а вот без гармониста и плясок обошлись. Так семью Ивана-кузнеца уважили, ведь у них траур ещё шёл. Позвали в гости и Ворожею, а та возьми, да и приди. Не с пустыми руками явилась. Всей детворе выдала по сахарному петушку на палочке, а хозяевам преподнесла кирпичик чая и горшочек мёда. Поначалу все смущались присутствия Ворожеи, но вскоре перестали. Держалась она приветливо, а за Егорово здоровье даже чарочку водки выпила. Вот только ушла пораньше, чуть темнеть начало. Егор проводить вызвался, а за ним вся ребятня увязалась: Филька с Васькой и сестрёнки. До самой избы довели, за что им Ворожея по пряничку вынесла. Егору на прощание заговор прочитала:

— Пусть путь твой стелется тропкою хоженой; пусть невзгоды да хвори минуют; пусть обойдёт стороной беда лютая; пусть дороженька будет прямою, не запутанной, не кривою; пусть, какой бы не шёл стороной, возвратиться ты смог в дом родной.

— Благодарствуй, тётушка Ворожея, — сказал Егор и неожиданно добавил: — Ты б собачку себе завела. Какой-никакой, а всё сторож.

— Наша Найда ощенилась, так ещё парочка щенят осталась, — сказал Филька. — Принести?

Он приготовился уже бежать домой за щенком, но Ворожея остановила, сказав:

— Сегодня поздно уже, а завтра приносите. Пожалуй, послушаю твоего совета, Егорша.

Две ночи у Егора прошли без сновидений. А вот накануне отъезда вновь сон-явь привиделся. Хоть и улёгся Егор в избе, да и луна в окна не заглядывала — тучками небо заволокло.

На этот раз он почему-то понял, что видит похороны коня. Даже во сне удивился, никогда о подобном не слыхивал. Видать, не простой тот жеребец был, не зря так под солнышком золотился.

Стоит без движения воинство басурманское. Во главе хан, в боевой одежде, при сабле в ножнах, при шлеме на голове. Перед ним выложенные срубом низким брёвна, обложенные хворостом. Вот воины расступаются и по образовавшейся дороге шесть рабов несут к срубу большие носилки с мёртвым жеребцом на них. Конь подкован золотыми подковами, седло на нём из тонкой кожи, упряжь драгоценными камнями украшена, на глазах шоры.