Не родит сокола сова (Сборник)
Шрифт:
— Дак чо же, без памяти увезли в больницу… Но да, Бог даст, одыбат…
— Ване-о!.. — опять кликнула мать.
— Ладно, мама, пойдем, — позвала ее Шура. — Прячется где-то, выходить не хочет, — знаю я его характер. Лучше уж не трогать…
— Какой-то он диковатый у вас, — отметила молодуха. — Мы уж хотели было взять его в город…
— С нашим папашкой не то что диковатым, дурковатым станешь, — пожаловалась Шура.
— Да, я уж убедилась.
— Мы-то с Алексеем маленькие были, отец не пил — браво жили… А теперь… Трезвый человек человеком, но как выпьет…Девок-то, Таньку с Веркой, жалеет, балует, вот отхону, бедному, достается. Воспитывает
— Гостей много, — уже обрывками доносился до Ванюшки молодухин голос, — испугался… Я уж папе сказала… Ждал…
— Ой, тут, девонька, другое, похлесче… — мать еще что-то говорила, но говорила уже откуда-то с крыльца или из сеней, и Ванюшка уже ничего не мог разобрать, как и не понял, — да и не старался понять, оглушенный своим горем, — о какой беде шла речь.
Прошло какое-то время, и парнишка забылся в полусне-полуяви, сознавая, что лежит сейчас в стайке, и вдруг увидел в пустоте старого, низенького сруба Майкины глаза, печально утешающие, чуть затененные долгими, по-девичьи загнутыми на краях ресницами; и так они ясно увиделись, словно где-то за ними, просвечивая их насквозь, горели тихой желтизной крохотные огонечки; в сиянии их увиделась вся Майка, ее широкий лоб, с обломанным рогом с бурой подпалиной-звездочкой. «Ма-айка, Ма-айка… — зашептал парнишка, подставляя лицо то одной, то другой щекой теплому коровьему дыханию, травяному, с молочной кислинкой, и блаженно прижмурился. — Май-ка, Майка, родненькая ты моя, Ма-айка, бравочка ты моя…» И само дыхание тоже услышалось, посапывающее, со вздохами, отчего он, сразу же позабыв недавнее зло, улыбнувшись сведенным от долгого плача, сухим ртом, протянул руку, которая, просунувшись сквозь мерцающий холод пустоты, коснулась теплой подпалинки, потом ладошка опустилась ниже, и ее шоркнул коровий язык… «Майка, Майка…» — тряским голосом запричитал он, хотел было заплакать, теперь от заливающего счастья, но слезы… слезы уже давно вышли из него, не оставив заначки на такой светлый час; грудь хоть и шаталась, ходила ходуном, хоть и морщились губы, а глаза пустили от себя рябь стариковских морщин, но слезы, облегчающие и утешающие, теперь не проливались; теперь им надо было копиться да копиться.
В полночь зашуршал по листвяничной кровле моросящий дождь. Не зря калило солнце калило землю день-деньской, не зря до позднего вечера душила непосильная духота, чем-то она должна была в ночь разрешиться, что-то должно было нынче случиться. Вместе с дождем сразу полегчало пожилым и хворым, тяжело переносящим духоту, и Ванюшка, укутанный матерью в овчинную доху, спал в стайке легко, даже улыбался во сне, — может быть, ему снилась речка Уда, корова Майка, по самое вымя забредшая в реку, и, глядя на Ванюшку, вопрошающая: дальше брести или повернуть обратно; может быть, ему снилось сенокосное лето, когда две семьи дружно и удало косили траву и гребли кошенину, когда кока Ваня веселил и умудрял своего крестничка лесными байками; а может, виделось ему озеро, млеющее на утренней зорьке, и он, плывущий в лодчонке по тихой-тихой и прозрачной, как слеза, воде.
1988, 2003
Шкеры — летние штаны из тонкой ткани.
Чебак — рыба сорога.
Рулетка — самодельный спининг
Батик (бат, бот) — плоскодонная маленькая лодка, может быть, и долбленная из матерой сосны.
Хрушкой — крупный.
Далемба – плотная ткань.
Гальян —
Взять на калган — ударить головой.
Зюзя — пьяница
Жарёха — рыба на одну зажарку.
Комуха — нечистая сила.
Хама угэ (бурятское)— все равно.
Лен – позвоночник у рыбы.
Халун – горячий конь.
Товарки — подруги.
Шардошки – небольшие щучки, обитающие в озерной траве, отчего их зовут и травянками.
Молодуха – невестка
Копуша – от слова копаться, то есть что-то делать медленно.
Обломка, облом – ленивый, домовой.
Фелон — ленивый, бестолковый.
Бома – нечистый.
Аршаны — целебные воды, курорты.
Убегом - тайно
Ездить по пинки (булавки) – делать аборт.
Иманы – козы.
Архидачить — пить архи (водку), гулять.
Гурт – стоянка в степи, где жили и пасли овец здешние буряты.
Бурхан – бурятский идол.
Казёнка – кладовая.
Хуцан – невыложенный баран, которого держат в стаде, чтобы крыл овец.
МТС – машино-тракторная станция
Отинь – ленивец.
Кадка, кадушка – деревянный бочонок.
Талан – удача.
Архи – водка, по-бурятски.
Бома – нечистая сила.
Пимы – меховая обувь, которую обували поверх валенок, чтобы сидеть в санях в сильные морозы.
Арбин – конское сало.
Хубун (бурятское) – парень.
Кутузка – здесь, в смысле тюрьма.
Волхвитка – колдунья.
Ши ханэ хубун? (бурятское) — Чей парень?
Ходок – одноколая легкая, выездная телега.
Худы тэб ши? (бурятское) — Сколько тебе лет?
А р х и бы, угы? (бурятское) — Водка есть, нету?
Толмач угы (бурятское) — понятия нету.
Би шамда дуртэб (бурятское) – я тебя любю.
Сада (бурятское) – спасибо.
Моршни – куски сыромятной кожи с дырками по краям, через которые пропускался кожаный шнур и стягивался, морщился,повыше пятки.
Хурэ (бурятское) – хватит
Тала (бурятское) – друг.
Дундук – дурак.
Карымы – русские, живущий в Восточном Забайкалье, чернявые, с примесью бурят, эвенков.
Комса – комсомольцы, комсомолец, комсомолка.
Фазанка – фабрично-заводское училище.
Лагушок – бочонок.
Мангир – дикий полевой лук
Елань – таежный луг.
Гаевун – приспособление для сбора голубицы.
Адли – все равно.
Хармаки, капустины – самые крупные окуни.
Душегор – ухажер.
Мухэй шолмос, ябалдаа эндэхээ (бурятское) – Худой бес, иди отсюда.
Сайн байна (бурятское) – приветствие.
Ерышта эжидээ (бурятское) – иди к бабушке.
Яба гэртээ! (бурятское) — Иди домой!
Ерэхэб, эжи! (бурятское) — Сейчас, бабушка!
Верея — столб, на который вешаются ворота.
Сусалы — скулы.
Варнак — хулиган, разбойник.
Порос — бык.
Сопатка — нос.
Простакиша (просторечное) — простакваша.
Дрын — короткая жердь, кол.
НЕ РОДИТ СОКОЛА СОВА
Всяко древо, еже не творит плода добра,
посекают и во огнь вметают.
Евангелие от Матфея
Вдруг у разбойника лютого
совесть Господь пробудил…
Песнь о разбойнике Кудеяре
Часть первая