(Не) верю. В любовь
Шрифт:
Я настолько теряюсь, что не могу вымолвить ни слова. Обо мне никто и никогда так не заботился. Я смотрю на брата, вижу на его лице те же чувства.
— Спасибо, — растерянно бормочу я.
— На здоровье, дети. Адам, отвезёшь, пожалуйста, Диму и Алису в школу? Вам же по пути.
— Да, мам, — цедит сквозь зубы молодой человек, а в его голосе чётко прослеживается недовольство.
Я беру контейнер с особой бережностью, смотрю на Ольгу Захаровну, а в голове мелькают мысли о том, как было бы волшебно, если
— Пойдём, мелкая, — Дима кладёт руку мне между лопатками, подталкивает к выходу. — Давай свой контейнер, я к себе в рюкзак закину. Херово, что с твоими вещами так вышло. Я сегодня тебе новый рюкзак куплю. Или с Ксюшей можешь съездить после пар. У неё сегодня в два заканчиваются.
— Хорошо, — рассеянно отвечаю брату, потому что мой взгляд липнет к широкой спине Адама, который идёт впереди нас.
Он сегодня одет в рубашку и штаны. Красивый до невозможности. И такой чужой. Холодный. Ледяной принц.
Дима забирает из моей руки контейнер, прячет в рюкзак. Что-то мне говорит, но я пропускаю все слова мимо ушей. Я всё смотрю и смотрю на широкую спину и на затылок, с короткими волосами. В моём сне они были мягкими. Интересно, какие они в жизни?
— Мелкая, ты вообще меня слушаешь? — вкрадчиво спрашивает на ухо Дима, ловя меня за плечо и вынуждая остановиться.
— Прости, я немного задумалась, — говорю с раскаянием, наконец-то, сумев оторвать взгляд от спины Адама. — Что ты там говорил?
— Про мать.
— Точно! Я совсем забыла, всё вылетело из головы. Что она сказала? Отчим был дома? — спрашиваю торопливо.
— Да. Она делает вид, что в истерике, что тебя нет дома. Я сказал, что ты съезжаешь, она меня проклинала.
— А отчим?
— А он лежал в отключке, — пугающая злая улыбка наползает на губы брата.
— Что? Почему?
— Потому что я ему пару раз высказал своё недовольство, — Дима снова прижимается лбом к моему лбу.
— Димочка, а что если будут проблемы? — я моргаю, прогоняя слёзы.
И это слёзы от того, что за меня заступились.
— Не будет. Он знает, что если он высунется, то его сразу запрячут за решётку. И поверь мне, Алиса, я постараюсь это осуществить.
— Может, мы просто оставим их? — шепчу.
— Нет. Такое оставлять нельзя.
— Эй. Харе миловаться. Мне долго ждать? — громкий и раздражённый голос Адама заставляет вздрогнуть.
Я отстраняюсь от Димы и иду к машине. Занимаю заднее сиденье и в то же мгновение морщусь. В салоне воняет резкими духами. Снова в груди неприятно жжёт, я отворачиваюсь к окну и носом вжимаюсь в ткань платья, только бы не чувствовать дух присутствия другой девушки.
Когда машина останавливается у школы, я выскакиваю первой и бегу к Мише, который стоит у ворот.
— Мишка! — влетаю в его объятия.
Молодой человек сначала
— Обалдеть, Назарова. Ты нереально красивая, — вдруг шепчет он и склоняет голову к моему лицу.
13
Алиса
Мишка целует меня в щёку и застывает.
— Чёрт, лисёнок, прости. Я вчера сорвался, был не прав. Просто я не могу больше смотреть на то, как ты страдаешь. Ты на звонки не отвечаешь. Обиделась? И вчера твоя мать тебя искала. И ты так сильно изменилась. Что произошло? — шепчет заполошно, вжимаясь носом в мою щёку.
— Сегодня я ночевала не дома. Я вообще вчера дома не была, — я вдруг вспоминаю слова Димы о том, что Миша в меня влюблён и отступаю, чувствуя неловкость.
— Где ты была? — спрашивает молодой человек, хмуря светлые брови.
— В доме девушки Димы. Мы пока там будем жить.
— Чем мой дом тебе не подходит? — впивается взглядом в моё лицо.
Я не узнаю Мишу. Друг сейчас не похож на самого себя. Он выглядит злым и отчуждённым.
— Я мешать не хочу, Миш, — тяну руку и ловлю его ладонь. — Не злись, пожалуйста. Оно само всё вышло так. А в том доме комнаты свободные.
— Что с твоей рукой? — голос отрывистый и злой. — Классная сказала вчера, что ты в травмпункт с новеньким поехала.
— Мама сломала, когда била, — не таясь, признаюсь другу. — Миша, ты злишься на меня?
Парень всматривается в моё лицо несколько мгновений, хмурит брови, после чего отрицательно мотает головой.
— Я вчера волновался, Алиса. Я не знал, где ты и что с тобой. Твоя мать штурмовала нашу квартиру. Заскочила, каждую комнату проверила, в шкафы залезла. Искала тебя.
Мне становится дурно. Я краснею и закрываю глаза. Какой позор.
— Прости, Миша. Прости. Мне так стыдно.
— Я не знал, что думать, — продолжает меня добивать друг. — Хорошо, что мама сказала, что Дима бы панику поднял, если бы с тобой что-то случилось. Я… Блин, Алиса, я думал, что отчим тебя изнасиловал и увёз в лес. Я думал, что они ритуалы какие-то провели.
— Миша, — я уже хнычу, не зная, куда деть себя от стыда.
— Держи, — друг достаёт из портфеля коробку.
— Что это? — в растерянности беру её.
— Телефон. Чтобы ты всегда была на связи. Твой допотопный телефон вырубает связь через раз.
— Миша, ты с ума сошёл? Это же слишком дорого.
— А я тебе дорог, Алиса? — сжимает моё запястье и смотрит в глаза настолько серьёзно, что страшно становится.
Миша всегда весёлый и беззаботный, а сейчас я вижу синяки под его глазами и боль в голубых глазах. И я понимаю, что причиной являюсь я.
— Безумно дорог, — отвечаю без промедления.
— Тогда возьми этот ебучий телефон! — рявкает.