(Не) верю. В любовь
Шрифт:
Беру ватные диски, наливаю на них перекись, с осторожностью начинаю промывать раны на руках, предплечьях и груди Адама. Он морщится во сне, сжимает зубы, но глаз не открывает. Я замираю каждый раз, когда он издаёт тихое мычание, боюсь, что он проснётся и снова начнёт ссыпать оскорблениями. Всё ещё хорошо помню его вчерашние слова. Колкие. Злые. Пропитанные ненавистью.
Но удача на моей стороне. Я полностью обрабатываю раны на его теле.
Я откладываю ватные диски в сторону и беру бинты. Начинаю аккуратно обматывать его предплечья, стараясь не
Адам дышит ровно, его лицо расслаблено. Я ловлю себя на мысли, что впервые за всё время нашего знакомства вижу его таким: без маски злобы и без гримасы презрения. Он выглядит почти беззащитным, и это пугает ещё больше. Я знаю, что это иллюзия, что завтра он снова будет тем же Адамом, который ненавидит меня всей душой по неизвестным мне причинам. Но сейчас, в тишине комнаты, которую нарушает лишь размеренное дыхание парня, я позволяю себе на мгновение забыть об этом.
Я пальцами провожу по его колючей щеке, прикасаюсь к тонким жёстким губам. Выдыхаю с волнением, жмурю глаза. А потом я поддаюсь безумству. Снова делаю то, о чём потом буду жалеть. Я встаю у кровати на колени, тянусь к лицу Адама и губами прикасаюсь к уголку его губ. Ловлю его размеренное дыхание. Кончиком носа трусь о колючую щетину.
В груди всё пылает от чувств, волны нежности и восхищения накатывают на меня. Я не могу перестать дышать запахом молодого человека. От него кругом идёт голова, а в душе становится так щекотно, что хихикать глупо хочется.
Я набираю в грудь воздуха, закрываю глаза и прижимаюсь губами к губам Адама. Застываю, чувствуя, как по спине струится самая настоящая лава. Волосы шевелятся, сердце замирает от восторга, ноги не держат. Я отстраняюсь, когда Адам вдруг выдыхает мне в губы.
В испуге сажусь ягодицами на пятки, не дышу. Жду, что он откроет глаза, но парень только хрипло шепчет:
— Холера моя… Бесишь. Как же бесишь!
Я с трудом перевожу дыхание. Чуть трясу головой, будто это поможет мне привести мысли в порядок. Беру из аптечки пластырь, заклеиваю переносицу и скулу. Вновь не удерживаюсь, кончиками пальцев провожу по колючей щеке.
Такой же колючей, как и её хозяин. В груди всё распирает от нежности. Красивый. Расслабленный.
Я смотрю на Адама, на его слегка приоткрытые губы, на тень от ресниц, падающую на бледные щеки. Сейчас молодой человек выглядит таким беззащитным, что даже не верится, что вчера он говорил мне те слова.
Мои пальцы дрожат, когда я снова касаюсь его лица, пытаясь запечатлеть каждую черту, каждый изгиб. Я разглаживаю упрямую морщинку между густыми чёрными бровями, провожу указательным пальцем по векам, чувствуя как щекочут подушечки его ресницы, обвожу абрис губ, упрямый подбородок.
Адам вдруг шевелится, его рука тянется к моей, находит безошибочно. Я замираю в ужасе, что он застанет меня рядом с кроватью, но молодой человек не просыпается. Во сне он тянет
Я медленно опускаюсь рядом с ним на кровать. Всего на секундочку. Чтобы впитать тепло тела. Его запах. Носом вжимаюсь в горячее плечо. Голова идёт кругом от жара вкусно пахнущей кожи. Я трусь щекой о его плечо, прижимаю ухо к грудной клетке, чтобы почувствовать, как размеренно стучит сердце молодого человека.
— Адам… — срывается с губ, когда я вскидываю голову и вновь замираю у его губ, ловя дыхание. — Адам… Какой же ты на самом деле?
Естественно парень не отвечает. А здравый смысл и страх перед тем, что он сейчас проснётся не дают мне растянуться рядом и дальше наслаждаться жаром его тела.
Я осторожно поднимаюсь, с трудом отвоёвываю свою ладонь обратно, забираю аптечку и рубашку Адама. Замираю у двери. Возвращаюсь. Поправляю ноги парня, чтобы они не свисали с кровати, снимаю носки и накрываю сверху одеялом.
Целую в щёку и пулей вылетаю из комнаты, чтобы больше не совершить ни единой глупости. Закрываю дверь, разворачиваюсь и тихо вскрикиваю.
Дима стоит у противоположной стены. Мрачный. Злой. Смотрит на меня исподлобья, скрестив руки на груди.
— Дима, ты чего? — спрашиваю шёпотом.
— Пойдём, поговорим, мелкая, — брат хватает меня за запястье и тащит в ванную комнату.
Захлопывает дверь, закрывает на замок и поворачивается ко мне.
— Какого чёрта, Алиса? — нависает надо мной разъярённой горой.
— Почему ты злишься? — пальцами сжимаю ткань рубашки Адама, которую не желаю выпускать из рук.
— Какого хера ты делала в его комнате? — хватает меня за плечи.
— Дима, это не то, о чём ты подумал. Я просто обрабатывала ему раны. У него там такой ужас на руках, — мои слова походят на детский лепет.
— Мне глубоко насрать. Ты влюбилась в него?
— Нет, — отвечаю излишне торопливо.
— Да твою мать.
— Не выражайся, пожалуйста.
— Я буду выражаться, — рычит Дима. — Буду! Твою. Мать! Он же играет с тобой, мелкая. Он совсем не подходит тебе. Он разобьёт тебе сердце.
— Дима, у нас ничего не может быть. Он меня ненавидит, — шепчу тихо.
— Да, блин, мелкая. Он влюблён в другую! Из-за неё он напился в говно.
Я вздрагиваю. Опускаю голову и обмякаю в руках Димы. Больно. Так больно. Зачем он мне это сказал?
— Лисёнок, прости. Но так будет лучше. Вы же всего три дня знакомы. Ты не должна была успеть привязаться к нему, — Дима гладит меня по голове, целует в волосы. — Просто забудь. Прошу тебя. Хочешь, я найду квартиру, чтобы ты меньше его видела?
— Нет, — я решительно вскидываю голову. — Мне всё равно, Дим. Тут твоя любимая. И мне очень нравятся её родители. Я чувствую себя в безопасности в этом доме. Мне кажется, что они смогут защитить меня от матери.
— Алиса, если тебе будет плохо, я должен знать, слышишь?