Не все были убийцами
Шрифт:
Однако для нас все это не имело никакого значения. Светило солнце, было тепло, и чем больше был царящий вокруг хаос, тем безопаснее мы себя чувствовали.
“Хорошо бы сейчас искупаться. Окунуться в горячую воду. Какое блаженство!” - размечтался я.
– “Помнишь, как мы были с тетей Региной на Груневальдском озере? Она не умела плавать, но делала энергичные гребки руками, а вода ей доходила от силы до колен”. “Не смейся над ней!”
“Я не смеюсь. Это было чудно. Ну что, пойдем
“Ладно”, - сказала она.
– “Пойдем на Груневальдское озеро. И если не найдем там места, где можно переночевать, то в крайнем случае, там можно будет утопиться”.
Я остановился.
“Извини”, - пробурчала мать и взяла меня за руку.
– “Нам нужно попытаться поймать Лону. Надеюсь, ее дом не разбомбило”.
“Если бы мы там немного подождали, может быть, нам дали бы еще поесть”, - сказал я осторожно.
“Так тебе и дали поесть! Знаешь, какие там буквоеды сидят? Во время воздушных налетов они в первую очередь думают о спасении своей документации”.
Мы пришли на Оливаерплац и зашли в маленькое кафе на углу Ксантенерштрассе. Нам предложили бурую воду, лишь отдаленно напоминавшую кофе.
“На большее я и не рассчитывала”, - сказала мать.
– “По крайней мере, что-то горячее”. Она попросила разрешения позвонить по телефону.
“Попытайтесь”, - ответила хозяйка.
Мне очень хотелось есть. Я сидел, медленно потягивая горячую, темную жидкость. В кафе было очень темно, хотя время едва перевалило за полдень. Почти все окна в помещении были затемнены, а электричество экономили. Я замерз, а горячее питье согревало меня.
“Можно мне еще одну чашку?” - попросил я.
“Ну-ну, молодой человек! Две чашки кофе? В твоем возрасте это вредно для здоровья”.
Мы засмеялись, и хозяйка налила мне из термоса еще одну чашку. Потом присела за стол рядом со мной и стала смотреть, как я пью.
“Твоя мама может заплатить?”
“Сколько стоит эта черная вода?” - спросил я.
Похоже, здесь ей было скучно. Мой вопрос ее явно развеселил.
“Для постоянных клиентов у меня припрятана пара пирожных. Хочешь?”
“Я не знаю, сможет ли мама заплатить за них. Мы в этих местах вообще никогда не бывали. Наш дом разбомбило”.
“Не беспокойся, это за наш счет”. Она пошла к стойке.
Мать вернулась довольно скоро. “Быстрее, мы должны встретиться с Карлом Хотце”, - сказала она.
“Хотите пирожное?” - спросила из-за стойки хозяйка.
– “Ваш мальчик сказал, что ваш дом разбомбило. У вас обоих такой измученный вид! И кофе свой вы еще не выпили”.
Мать торопливо глотала куски пирожного, запивая их кофе. “Сколько я вам должна?” - спросила она, закончив есть.
“Заплатите только за три чашки кофе. Платить за пирожные не нужно. Считайте,
“Три чашки?” Мать посмотрела на меня.
“Мне было так холодно!” - сказал я.
“Не бойтесь, это ему не повредит”, - засмеялась хозяйка.
Мать расплатилась и поблагодарила. Я пожал хозяйке руку. Она так по-доброму отнеслась ко мне! Это было, как мимолетная ласка. Я почувствовал себя не “этнически неполноценным” еврейским мальчиком, а обычным берлинцем, таким же, как хозяйка кафе.
До сегодняшнего дня я не могу освободиться от этого чувства недоброкачественности, неполноценности, привитого мне еще в детстве.
Мы вышли из кафе. И опять вспомнил я слова моего друга Хайнца Крамаша. “Поганые евреи!” - громко сказал я.
“Что?!” Мать остановилась как вкопанная.
Я молчал.
“Что ты сейчас сказал?”
“Так, ничего”.
Она схватила меня за руку и потащила за собой. “Глупый мальчишка, думай, что говоришь!”
Мать шла все быстрее, мы почти бежали по Уландштрассе. “Скоро ты будешь гордиться тем, что мы здесь пережили!”
“Если мы останемся живы”, - сказал я, с трудом переводя дыхание.
“Да, если мы останемся живы”, - согласилась мать.
“Хочу есть”, - заныл я.
“Ты же съел пирожное!”
“Хочу есть!”
На подобные заявления мать реагировала панически. Она просто не могла перенести, если я хотел есть или уставал. Я это знал и иногда пользовался ситуацией, чтобы помучить ее. В таких случаях ее лицо застывало. Она изо всех сил старалась не выдать себя, не заплакать. И от этого иногда становилась грубой. Схватив за запястье, она потащила меня вперед.
“У меня мало денег, сперва мне нужно продать украшения”, - проворчала она.
– “Тогда мы опять сможем купить продовольственные карточки. Ты ведь сможешь потерпеть?”
“Может, Лона принесет какие-нибудь продукты”.
“Да”, - сказала мать.
– “Когда урчит в животе, тут уж не до шуток”.
Коротко засмеявшись, она обняла меня. “Идем, дорога оказалась длиннее, чем я думала”.
“Но мы могли бы поехать”.
“Лона по телефону сказала мне, что проверки на дорогах участились и нам вообще лучше не пользоваться транспортом”.
Мы дошли до Гогенцоллерндам. На другой стороне улицы мы увидели Лону. Она стояла довольно далеко от нас возле груды обломков. Лона сделала нам знак - идите в направлении Фербеллинерплац - и сама пошла в том же направлении. На голове у нее был платок. Издали ее фигура казалась квадратной.
К нам подошел какой-то мужчина. Он как со старой знакомой поздоровался с матерью. Он так энергично тряс ее руку, что я даже немного испугался - а вдруг рука оторвется! Потом мужчина предложил нам идти вместе с ним. Он достал из кармана куртки кулечек изюма и протянул нам. Мать, поблагодарив, отказалась. Я отказываться не стал.