Не все были убийцами
Шрифт:
“Мы все утро ждали ее, потом хотели отправиться в Кепеник, в лагерь, но пришли к вам”. Мать, по-видимому, уже немного отдохнула. Придуманная история о ноге, поврежденной во время налета, была достаточно убедительной.
“Ну вот и хорошо, подождите ее здесь. Наверное, фрау Нихоф задерживает что-то важное. А Рольф ужасно обрадуется, когда тебя здесь увидит”.
“А вдруг Кэте перевели на работу в Губен?” - предположил я.
“Она бы сразу дала нам знать. Она же знает наш адрес!” - отмахнулась мать.
“Если
“Не беспокойся, мой мальчик. Здесь для вас тоже места хватит. Дом-то ведь громадный, для большой семьи был построен. Когда наешься, можешь осмотреть его”, - сказал Редлих и добавил: “Порой так случается, что обязательно нужно помочь кому-то. И самое скверное, когда не на кого положиться”.
Он налил себе остаток кофе, от которого отказалась мать. Затем, поставив на стол пустую чашку, снова обратился ко мне: “Сейчас мы оставим твою маму одну. Пусть она немного поспит. А ты поможешь мне смастерить шины для ее ноги. Или ты хочешь сперва наверх подняться?”
“Ах, это успеется”, - возразила мать.
– “Да мне и спать не очень хочется”.
“Как хотите. В любом случае - я буду в гараже. У меня там мастерская”. Он медленно поднялся. “Но если вы все же хотите уйти, скажите мне. Тогда и шины мастерить ни к чему”.
Редлих вышел. Услышав, как хлопнула входная дверь, мать сказала: “Он с самого начала нас раскусил. Интересно знать, как скоро здесь появится гестапо”, - произнесла мать с таким вялым безразличием, что мне стало не по себе.
“Ты же обещала мне, что мы пробъемся”, - напомнил я.
“Совершенно верно. Если что-то пообещал, надо держать слово. Ты прав. Поищи-ка где-нибудь полотенце. Эта грелка со льдом как огонь жжет”.
Когда я вернулся в комнату с полотенцем в руке, мать попросила отрезать ей еще немного колбасы. Ей явно нравилось, что за ней ухаживают. Я с облегчением вздохнул. Слава Богу, ей, кажется, не приходит в голову снова куда-то бежать.
Набив желудки хлебом и колбасой (в основном хлебом, съесть без остатка колбасу мы не решились), мы стали ждать. Мать и в самом деле заснула. Я тоже задремал.
Я не слышал, как вернулся старый Редлих. В руках он держал пару довольно широких и тонких досок, соединенных куском парусины.
Я вопросительно взглянул на него, и он прошептал: “Она должна накладывать шину только тогда, когда хочет двигаться. Но сперва нужно примерить. Возможно, мне придется кое-что поправить. Парусина хорошо держится, я прикрепил ее к дощечкам гвоздями. Посмотри, как это сделано. Гвозди забиты шляпками внутрь. А сверху еще один слой парусины, чтобы нигде не давило”.
Когда мать проснулась, он примерил ей шину и еще пару раз сбегал в свою мастерскую. Наконец работа была закончена. Мать казалась вполне довольной.
“Вы должны это запатентовать”, - сказала она с улыбкой.
Рольф
Учтиво поклонившись, он поздоровался с матерью и спросил, указав глазами на ее ногу: “Как это произошло?”
“Во время воздушного налета. Я чуть-чуть замешкалась у входа в бомбоубежище”, - ответила мать и с улыбкой взглянула на Рольфа.
“А, понимаю. Янки застали вас врасплох, прежде чем ты успел вытащить свой кольт”, - пошутил он.
Старый Редлих смотрел на сына взглядом, исполненным гордости. “Сейчас я приготовлю всем нам поесть. Гемберги не застали фрау Нихоф дома. Не могут же они неизвестно сколько времени ждать ее на улице! Кто знает, может, ее задерживают какие-то обстоятельства. А может быть, как предполагает твой друг, ее и в самом деле направили работать в Губен. Тогда мы что-нибудь придумаем”.
“Ты что, действительно имеешь дело с ручными противотанковыми гранатами?” - спросил я Рольфа, когда некоторое время спустя мы сидели в его комнате.
“Я получаю настоящую военную подготовку. На крайний случай”
“Скажи еще, что ты метишь в русские Т-34. Да их твоими ручными гранатометами и не пробьешь. А потом эти танки тебя самого в лепешку расплющат”.
“Ну, тогда я пойду в морской флот”.
Мы сидели рядом на его кровати. Он положил руку на мое плечо.
Я оглядел его с головы до ног. “Ты теперь всегда так ходишь?”
“Да”.
“Красивая форма. Ты, наверное, вожак в стае “юнгфольков”.
“Прекрати свои идиотские шутки, дурень! Кстати, где твоя форма?”
“Сгорела. Во время последнего налета”.
“Разве тебя не учили? Форменную одежду нужно беречь пуще глаза. И при налете нужно прежде всего позаботиться о сохранности форменной одежды”.
“При налете я сначала позабочусь о себе самом. Но еще раньше - о своей матери”, - сухо сказал я. У меня не было никакой охоты продолжать эту бессмысленную игру в вопросы и ответы.
“Я бы сделал то же самое”, - успокоил меня Рольф.
– “Только прекрати, пожалуйста, дурачком прикидываться”.
Он легонько ткнул меня кулаком в грудь. Когда мы спускались по лестнице в гостиную, Рольф сказал: “Если захочешь, я мог бы взять тебя разок с собой. Наверное, это можно сделать. Впрочем, нет - ты же не уберег свою форму!”
“Он похож сейчас на гестаповца”, - подумал я.
– “Вот, стоило ему надеть эту форму, и наша дружба полетела ко всем чертям”.
“Моя мать могла бы раздобыть мне новую”. Я притворился непонимающим. “Но скоро она нам, может быть, уже не понадобится”.
Рольф ухмыльнулся: “Что ж, верно. Может, нас сразу в вермахт засунут. Но перед этим тебе не мешало бы немного прибавить в весе - ты худой как щепка, пушечное мясо из тебя плохое”.