Не жалею, не зову, не плачу...
Шрифт:
даже худшее в сравнении с тем, что было, не могло, не может и никогда меня не
оправдает.
«Прости меня». Всем от меня плохо, я, словно насмерть раненый зверь, никого не
щадил. Я не хотел этого, не видел своей жестокости, не предугадывал. Мне было
слишком больно – лишь бы избавиться, лишь бы, лишь бы!..
На другой день она проводила меня по Сухулукской до железной дороги.
Подарила мне маленький медальон на цепочке, сама повесила на шею
«Там записка, потом посмотришь» В поезде я раскрыл крохотный листок. «Иди смело,
ты много сделаешь в жизни, твоя Ли».
Любовь окрылила, а жизнь загнала в клетку.
26
Прошло три года. Я приехал во Фрунзе и пришел к Маше Чирковой – проводи
меня… Зима, январь, но день теплый, подтаивал и растекался грязный снег. Пошли с
Машей на Пионерскую. «Как ты возмужал, Ваня, как ты изменился! У нас тут слух
прошел, будто ты в самолете сгорел на Дальнем Востоке. Лилю видели в публичке, она
сидела и плакала. Тебя похоронили. А Лиля говорит: пусть, его действительно больше
нет, есть Женя, никому не известный». У нее теперь тоже, наверное, другая фамилия,
оба мы поменяли.
«Ваня, Ваня, я так верила, что вы будете вместе! Все верили. Какие вы были
счастливые». – «Ладно, Маша, расскажи, как ты живёшь? От женихов, небось, отбоя
нет?» – «Не говори, я их всех посылаю и посылаю. Ой, не представляю, как вы
встретитесь!» Таяло, деревья мокрые, грязные, голые, с гор тянуло студеной влагой.
Прошел автобус, выдавливая из-под колес веер грязной воды. Такая бурная оттепель, а
неделю назад холод стоял собачий, в Алма-Ате до 25 градусов ниже нуля.
«Ваня, Ваня, я так верила», – с легким упрёком повторила Маша. Наверное, ей не
нравится Лилино замужество. Вон и знакомый дом, длинный дувал, сырой и темный
поверху. Я остался на углу, а Маша пошла в дом. Она должна была подготовить Лилю,
сначала вокруг да около, а потом и прямо: ты не против, если я вам устрою встречу?
Можно через год, но можно и сейчас. А я ждал, смотрел на оплывший проём в дувале,
не прозевать бы момент ее появления. Когда-то мы читали с ней вслух: «Сюда приедет
через много лет тот, кто в своих мальчишеских тревогах найдет обратный позабытый
след всего, что растерял он на дорогах». Это я растерял, но след не позабытый.
Появилась… Я думал, она будет долго, тщательно собираться, но оказалось, нет,
просто влезла в пальто, какое-то поношенное, возможно, материно, накинула платок
темно-вишневый, кажется, прежний. Песня у нас была в девятом классе про темно-
вишневую шаль. Изменилась.
занята, озабочена. Три года прошло и четыре месяца. «Здравствуй, не знаю, как тебя
называть». – «Здравствуй, Лиля». Пожали руки как мальчик и девочка. Смотрим друг
другу в глаза, веря и не веря, что встретились. «Надолго в наши края?» – «Нет…»
Маша постояла, сурово глядя на меня, вздохнула почти со стоном и пошла, не
оглядываясь. И мы пошли, побрели по безлюдной Сухулукской в сторону от ее дома.
Долго молчали. «Встретились, и поговорить не о чем, да? – сказала она с усмешкой. –
Как ты живешь? Учишься?» – «На третьем курсе, в медицинском». – «Ты летом сюда
приезжал?» Приезжал тайком, как тать в ночи, жил три дня, не выходя из дома. «А я
летом иду с работы, и вдруг нашло – вот открою дверь, а ты за столом сидишь. Матери
сказала, она сердится: хватит детство вспоминать, у тебя муж».
Я гадал, как она мне об этом скажет, какими словами? Это же неслыханно – у
Лили муж. А она просто сказала, мимоходом, обыденно. «Ты по-прежнему не Иван?
Привык к своей фамилии?» Я кивнул. «И не вернёшься к прежней?» А как? Да и
зачем? Новое имя, старое имя… Что доблестного я успел совершить, будучи Иваном?
Да ничего.
Нет, стоп, неправда. Иван любил, жил ради любви. А от любви к женщине
родилось всё прекрасное на земле. А что сделал Женька? Изменил, предал свою
любовь. Восемнадцать лет жизни как не бывало. Ведь я не вернусь уже никогда ни к
отцу, ни к матери, ни к сестрам, ни к школьным товарищам. Я все-таки умер 31 августа
45-го года…
«У тебя тоже теперь другая фамилия?» – «Да». – «А кто он? Ну, по профессии? И
вообще, как ты к нему…» – «Он техник, военный. Старший лейтенант. А вообще, я
его очень люблю». Сказала с вызовом. Не знаю, хотела ли причинить боль или так
сорвалось. Зачем еще добавлять «очень». Не просто люблю, а очень.
«А как твоя любовь, вместе учитесь?» Может быть, она хотела услышать, что я
другую люблю и тоже очень. Спокойно спросила. И я ответил спокойно: «Любовь моя
осталась во Фрунзе». – «Она мне написала, глаза раскрыла. Вы поженились?» – «Нет».
– «А в общем… – У нее заблестели глаза. Кажется, кончилась ее выдержка. – Все
сломалось у нас раньше. Еще тогда, в сорок пятом. Мы с тобой, Ванча, дети своей
страны». – «Лиля, ты умница. Как всегда».
Не отбросишь старое, держит цепью кованой, может, вместе стали бы, да мешает