Небесная тропа

Алферова Марианна Владимировна

— Между прочим, это я притащил сюда твое тело в мешке. Зрелище, могу тебя заверить, было не из приятных.

— Мне нужна страничка из дневника, — прервала Анастасия начавшуюся перепалку. — Дай ее прочесть ЭРику.

— Увы, мадам, осталась только половина.

— Шуликуны? — нахмурилась Анастасия.

— Шуликуны, — подтвердил Арсений.

— Тогда иди ищи обрывки. Время у нас еще есть.

ЭРик вопросительно глянул на Анастасию:

— Мне казалось, я должен торопиться.

— Только в полдень к тебе вернется аура живого человека, и ты окончательно воскреснешь. Раньше этого

срока тебе нельзя встречаться с Фарном. Или он тебя уничтожит.

— Я понял! Вы состряпали из меня зомби, чтобы я замочил этого беловолосого типа! — воскликнул ЭРик.

— Мой мальчик, ты сам выбрал этот путь. Ты назвался Эриком Крутицким. Более того, ты захотел им стать. А для этого надо получить новую душу, чего нельзя сделать без умерщвления тела. Так что нечего валить на других: ты сам все определил.

Глава 7

В тот вечер в «Камее» состоялась небольшая вечеринка. Все было просто, почти по-домашнему: водка, шампанское, соленья, бутерброды, плов на горячее. На сладкое смолотили огромный торт и три коробки импортного мороженого. Белкин любил такие сабантуи по старинке, напоминающие вечеринки в НИИ, где он когда-то работал. Только теперь это устраивалось не в складчину, а на деньги хозяина. Белкин благодетельствовал и подчеркивал при этом, что благодетельствует. Он требовал, чтобы работники считали друг друга родней, а фирму — отчим домом. Отношения так же должны быть родственными: отчет за каждую минуту, преданность делу и еще большая преданность хозяину. Перечливости Белкин не терпел и тут же пресекал ее в корне. Зато обожал лесть, самые дурацкие комплименты проглатывал, не морщась.

Когда время перевалило за полночь, веселье стало иссякать: кое-кто из мужчин упился и заснул, а женщины, из тех разумеется, кто обременен был семьей, выразительно поглядывали на часы и сладкими голосами выпрашивали деньги на такси. Белкин деньги обещал, но позже: ему самому домой идти не хотелось. Так пусть подчиненные веселятся вместе с ним. И тут секретарша протянула ему трубку.

— Николай Григорьевич, вас супруга. — Она скорчила неопределенную гримаску, Белкин не понял какую.

Что хотела выразить секретарша — недоумение или растерянность? Или… испуг?

Он сказал «да» и приготовился услышать несколько банальных сентенций. Но услышал визг — истошный крик перепуганного насмерть животного.

— Украли! — вопила Ирина. — Украли! Солнышко наше украли!

— Что украли? — спросил Белкин, уже зная, что услышит в ответ.

Где-то под костно-мясной броней екнуло сердце.

— Таню! Таню! — выкрикнула жена.

— Что значит «украли»? — Белкин отошел к окну, надеясь, что здесь его не услышат. — С чего ты решила?

Визг, всхлипы в ответ — понять что-либо было совершенно невозможно.

— Кто с тобой рядом?

— Тима, — с трудом выдохнула жена.

— Вот и дай ему трубку. Надеюсь, он все объяснит членораздельно.

Новый врыв эмоций, и наконец послышался голос Тимошевича:

— Слушаю, Николай Григорьевич.

— Это я слушаю! Говори!

— Только что явился студент из ее группы. Говорит, что Танчо у него на глазах похитили.

— Что значит «У него на глазах»? Кто он вообще такой?

— Староста

группы, Виталий… Соловьев фамилия.

— Не помню такого. Чего он хочет? Денег? Он с похитителями в доле?

— Не похоже. Обычный парень. Хотя не откажется от вознаграждения.

— За что вознаграждать-то? Конкретно что он рассказал?

— Таня исчезла.

— Кретин, — прошипел Белкин. — Ладно, сейчас приеду.

Его охватила злость: все эти беспомощные тупоголовые людишки облепили его, как мухи. Жрут, пьют, сношаются и орут хором: «Денег! Денег!» Будто он, Белкин, не человек, а дойная корова. И почему только все эти вскормленные коммунистами люди, так полюбили деньги? Их же учили работать бескорыстно ради светлого будущего. Учили, да не выучили.

Он взял со стола бутылку и сунул в карман пиджака.

Вечеринка сразу увяла, сотрудники стояли, переминаясь с ноги на ногу, и смотрели на шефа пустыми глазами. Кто-то, прячась за спинами, срочно дожевывал буженину. Белкин знал, о чем думает вся эта шобла: ломают голову, как скажется похищение хозяйской дочери на их собственном благополучии? Не подрежут ли уплаченные за дитятко несколько «тонн» баксов их собственные доходы? Никому из этих тварей хозяина не жаль. Наверняка про себя злорадствуют: «Я — бедный, моих деток похищать не станут». Не волнуйтесь, дорогие вы мои, я вас заставлю глотнуть дерьма вместе со мной, это гарантируется.

Хуже всего то, что у Белкина не было никаких предположений на счет того, кто мог украсть Танчо. Мелкие споры с «Архангелом» — фирмой, у которой они арендовали помещение, — не в счет. Судя по всему, это отморозки со стороны, а с такой мразью сложнее всего иметь дело. Белкин выругался. Сколько раз он говорил, чтобы Танчо не надеялась на своих толстомордых дружков, а ходила в сопровождении Тимошевича. На кой черт он платит этому бывшему менту такие бабки?! А эта дуреха напялит на себя новенькие импортные шмотки, цепь золотую туда, кольцо с бриллиантом — подружек позлить охота — и вперед. Будто сам черт ей не брат! Добегалась.

В квартире царил хаос. Первобытный. Когда свет еще не отделился от тьмы. Ирина в одной шелковой сорочке валялась на диване, раскинув полные руки так, что из-под мышек торчали кустики ярко-рыжей растительности. Когда Белкин вошел в комнату, она повернула в его сторону голову и простонала:

— Я умираю… сердце… умираю… — И закатила глаза.

От нее пахло коньяком и лекарствами. Тимошевич и горничная Анечка (вообще-то приходящая, но вызванная все тем же Тимошевичем) суетились вокруг хозяйки.

— Николай Григорьевич! — всплеснула руками Анечка, — вообразите, «скорая» не едет! Мы звоним, звоним, а они отвечают: валидол примите.

— Заткнись! — оборвал ее словоизлияния Белкин и повернулся к Тимошевичу.

— Звонил кто-нибудь еще?

— Нет.

— Где она была?

— На вечеринке. Группой отмечали окончание сессии.

— Почему одна?

— Должна была позвонить, я бы ее встретил. Но не позвонила.

— Почему?

— Не знаю… Хотя некоторые соображения имеются. — Тимошевич старательно нахмурил брови, изображая тяжкую работу мысли. — Перед вечеринкой Танчо заходила домой переодеться и сказала, что познакомилась с каким-то парнем.