Неблагая
Шрифт:
— Вкусно, — говорит Исольда и аккуратно дует на дымящуюся миску. Слишком щедрая похвала.
Рейз осматривается, задирая голову к теням под крышей.
— Интересно, что тут раньше было? — задумчиво спрашивает он с удивительной торжественностью в голосе и с полным ртом хлеба.
Остальные молчат, но это не та компанейская тишина жующих людей, которая царила здесь минуту назад. Что же здесь было?
Может, это глупо, но такие пустые полуразрушенные строения всегда были частью моего мира. Они настолько одинокие и безжизненные, что я никогда не воспринимала их как места, где
Кажется, Исольда и Олани тоже задумались каждая о своем.
А почему мы раньше не задумывались? Что знает Рейз, чего не знаем мы?
— Плохо, что я прежде не придавала этому значения, да? — спрашивает Исольда, склонив голову.
Рейз вытирает рот рукой.
— Чему — этому?
— Тому, чем были подобные места, — говорит Олани, тоже задирая голову и рассматривая потолок. Уже так темно, что его края и не разглядеть.
— И что с ними случилось, — добавляю я, глядя в тарелку.
Исольда вытягивает ноги, откидывается на спину.
— Я в том смысле, что это здание пустовало еще до рождения наших прапрабабушек, но тем не менее. По идее, ему бы быть у всех на устах.
Рейз выглядит искренне озадаченным.
— А что, никто разве не говорит?
Я успеваю вспомнить, что его воспитывала Лейра Уайлдфол, в поместье Уайлдлайн, и его воспитание — как и образование — отличается от нашего, провинциального.
— И что можно было бы обсудить? — интересуется Олани.
— Войну Царств? — предполагает Рейз, как будто это очевидно. Мы остаемся безучастными. — Пятьсот лет назад? Или шестьсот? Как-то так? Нет?
Исольда всем видом показывает: нет, определенно нет, болван, виртуозно демонстрируя мастерство невербальной коммуникации с помощью выражения лица.
— Вещай, — командует Олани, усаживаясь поудобнее в ожидании рассказа Рейза.
Он все еще выглядит озадаченным, но продолжает жевать хлеб.
— Хм. Возможно, у нас этому уделяли внимание только потому, что вся семья… была вовлечена. И еще потому, что хранилища записей о таких местах были уничтожены.
— Чем? — настаиваю я. Он же может часами болтать ни о чем, так и не перейдя к сути.
Рейз вздыхает и смотрит вдаль, словно пытаясь сообразить, с чего начать.
— В общем, так, — наконец говорит он. — Когда-то давно города вроде Аурмора входили в состав более обширных территорий, где были сверхмогущественные монархи, союзы, торговые соглашения и прочее. Это вы и сами, думаю, знаете. Люди и фейри могли свободно перемещаться между мирами без особых проблем, и фейри в целом были активнее в нашем мире. Однако был один фейри-изгой, который собрал единомышленников и восстал против Благого и Неблагого Дворов. Он собирался захватить Царство Смертных и потому попытался направить магию через наш мир, в результате чего реальность просто разорвало хаосом Неблагих. Повсюду были бури, пожары, землетрясения. Это не нравилось ни одному из Дворов фейри — как и людям, которые там жили. В итоге люди и фейри объединились, чтобы изгнать бунтарей. — Рейз слегка краснеет. — Мои предки встали во главе. Во всяком случае, от лица людей.
— Что было
Он пожимает плечами.
— Видимо, наши победили. Раз мы еще здесь. Они пытались вернуть все на круги своя, но… мир после такого перестал быть прежним. Поэтому и… вот как здесь. — Он заканчивает свой монолог, обводя широким жестом все, что нас окружает.
— И тогда миры были отделены друг от друга, — комментирует Исольда упавшим голосом.
— По большей части, — добавляю я, вспоминая места, где проскользнуть из одного мира в другой легче легкого.
— Примерно, — говорит Рейз. — Мы возвращались к этой теме раз в год, но изучали ее буквально неделю, и я никогда особо не вдавался в подробности. Но да. Как-то так все и было.
Я смотрю на него, и мои брови сами собой сходятся на переносице:
— Но почему это не общеизвестно?
— Вот и я о том же! — смеется он, причем адресно, в мою сторону, отчего как бы становится неприятно ближе. Мне не нравится соглашаться с Рейзом.
— Жизнь продолжается, — пожимает плечами Олани. — События пятивековой давности, конечно, наложили свой отпечаток на мир, но неужели знания о них действительно что-то меняют?
Наверное, нет. Вообще, странно размышлять о мире, в котором я никогда не жила, о мире, так основательно разрушенном, что даже его руины уже не вызывают вопросов. Но да: знание ничего не меняет.
— Сильно сказано, Олани, — вздыхает Исольда.
Олани тычет пальцем в Рейза:
— Это он тут распинается о гибели цивилизаций, как будто это буквально вчерашние сплетни!
— Но о таком все должны знать! — оправдываясь, говорит Рейз.
Исольда смеется, запрокинув голову:
— Я бы хотела официально рекомендовать всем нам помаленьку издеваться над Рейзом, потому что он избалованный богатенький мальчик и ему не мешало бы вести себя скромнее.
— Принимается и поддерживается, — быстро отвечаю я, хихикая над возмущенным видом Рейза.
— Похоже, единогласно, — кивает Олани.
— Эй!
Мы демонстративно его игнорируем, и это даже смешно, пока он не встает, потягиваясь, и не заявляет:
— Исилия, это твоя самая безобразная попытка слинять с урока магии, и, если честно, я разочарован, что вы обе на нее купились.
Вдруг девушки оборачиваются — вроде так же игриво, как мы делали, сговариваясь против Рейза, но теперь внимание приковано ко мне, и это уже не забавно.
— Да я же не… — замолкаю, потому что вру.
— Хватит тянуть время, — отрезает Олани, собирая наши миски в шаткую стопку. — Я разберусь с посудой, если ты не будешь давить на жалость.
Вряд ли меня ждет более выгодная сделка, так что я подчиняюсь.
Поначалу со мной занималась Олани, но она использует магию только для целительства, а я обделена талантом врачевания. Я даже не особо пыталась, потому что страшно боялась сделать только хуже, решившись залечить маленькую ссадину у сестры на пальце.
Тогда за меня взялся Рейз. Мы не особо продвинулись, но как учитель он лучше Олани, которая, несмотря на все свои достоинства, мгновенно выходит из себя.