Небо за нас
Шрифт:
— Угу. Во всех леденящих душу подробностях!
— Константин Николаевич, — вполголоса обратился ко мне комендант бастиона. — Как бы ни был велик нанесенный неприятелю урон, скоро он придет в себя и устроит здесь ад. Посему, вам и его превосходительству следует как можно скорее оставить нас.
— Предлагаете нам с Корниловым труса праздновать? — выразительно взглянул я на полковника.
— Никак нет! Всего лишь следую вашему приказу убрать всех лишних с укрепления!
— Слышал, Владимир Алексеевич? Выгоняют нас!
— Правильно делают, ваше высочество, —
— Согласен… ладно, поехали. А вы, господа, извольте держать нас в курсе.
Уже будучи в городе, мы услышали, как противник начал артиллерийскую подготовку, а наши батареи немедленно ему ответили.
— А ведь ты, Владимир Алексеевич хотел остаться? — неожиданно обернувшись спросил я его.
— Так ведь и ваше высочество желало того же.
— Верно. Но ведь ты бы без меня не уехал? Вот и пришлось показать пример.
— Не поверите, но у меня были совершенно сходные мотивы, — усмехнулся в усы адмирал.
Надо сказать, что ожидавший нападения на нас флота союзников Корнилов нисколько не ошибался. В десятом часу, когда и над морем рассеялся осенний туман с городского телеграфа стало видно движение неприятельских судов от Качи и со стороны Камышовой бухты.
Царивший на море штиль вынудил неприятельские парусные суда идти на буксире пароходов, отчего выход на позиции затянулся. Было уже около часа пополудни, когда союзный флот занял место у выставленных заранее буйков. После чего их корабли, повинуясь сигналу флагманов, один за другим начали открывать огонь и вскоре всю их линию окутали клубы густого дыма, сделавшие невозможным наблюдение за противником. Впрочем, нас это касалось не в меньшей степени.
Нельзя не отметить, что вражеский флот в этот момент представлял собой поистине величественное зрелище! Занявшие позиции от Херсонеса до Волоховой башни корабли закрыли своими корпусами и мачтами весь горизонт.
Французская эскадра группировалась на правом (для них) фланге, образовав нечто вроде дуги вокруг батареи №10 на расстоянии примерно в 750 саженей. Чтобы не мешать друг другу они выстроились в шахматном порядке. Первым на самой удаленной и безопасной позиции встал новейший винтовой «Шарлемань». Следом за ним заняли свои места в строю «Марсель», «Алжир», «Маренго», «Жан Бар» и «Сюфрен». Затем попыхивающий дымком слабосильной паровой машины старичок [1] «Монтебелло» под флагом самого адмирала Брюа. После него «Фридланд», «Баярд», «Юпитер», «Вальми», «Генрих IV», «Наполеон» и пристроившиеся с краю турецкие или, если быть совсем точными, египетские «Махмуд» и «Шериф».
Поскольку большинство линейных кораблей были парусными, к каждому из таковых был придан пароход, пришвартовавшийся с левого (не стреляющего) борта и помогавший своему подопечному
Таким образом под началом Брюа находилось пятнадцать линкоров с общим бортовым залпом в шестьсот орудий, вся мощь которых была обрушена сначала на 10-ю батарею, а затем по мере приближения и на Александровский равелин.
Ответный огонь могли вести 33 пушки «десятки», 17 «Александровских», 23 с Южного закругленного фаса Константиновского равелина, а также 16 орудий, перенесенных с укреплений внутри бухты и установленных на временных батареях. Последние, впрочем, вступили в дело позже, когда противник приблизился. Всего восемьдесят девять стволов.
Примерно так же действовали и британцы. Первый отряд, состоявший целиком из парусных судов под командованием самого Дандаса, «Британия», «Видженс», «Куин» и «Беллерофон» с общим залпом в 211 орудий, припомощи пароходов «Циклоп», «Везувий», «Багфлер» и «Фуриос» встали напротив Константиновского равелина.
Отряд под командованием Лайонса, состоявший из паровых «Агамемнона», «Сан Парей», пароходофрегата «Самсон», а также же идущего на буксире за «Спитфайром» двухдечного, «Роднея» подошел к Константиновскому форту с тыла, где на их 137-орудийный бортовой залп могли ответить только пять пушек крепостного ретрашемента.
Туда же били 45 пушек буксируемого «Нигером» «Лондона» и 11 парового фрегата «Террибл», а вот стоящий между ними и отрядом Лайонса фрегат «Аретуза» сосредоточил огонь своих 25 пушек на Карташевской батарее. И наконец, идущий последним в ордере «Альбион» нацелил все 45 орудий своего левого борта на Волохову башню.
Казалось, судьба сражения решена, ведь против менее чем двух сотен наших пушек, лишь сорок семь из которых находилась в казематах, а остальные вынуждены были вести огонь через банкет, или же вовсе находились на открытых позициях, враг выставил почти семьсот орудий. Однако законченное перед самым боем перевооружение внесло свои коррективы.
Как это ни странно, хуже всего пришлось парусным «Альбиону» и «Аретузе». Выставленные против самых слабых наших позиций на Волоховой башне и Карташевской батарее, они рассчитывали быстро подавить их и присоединиться к остальным, однако с самого начала все пошло совсем не так.
Спешивший как можно быстрее покончить с одиноко стоящей башней капитан «Альбиона» приказал буксировавшему его «Файебранду» подвести его как можно ближе к противнику. Но как только расстояние сократилось до 350 саженей, выяснилось, что вместо прежних 36-фунтовых орудий разместились 2- и 3-пудовые единороги.
Тут следует пояснить, что находящееся на господствующей высоте укрепление предназначалось для круговой обороны, для чего окружено со всех сторон валом. На плоской крыше каменной постройки размещалось восемь 36-фунтовых орудий. А поскольку все они были установлены на поворотных платформах, пять из них могли бить в любую точку горизонта.