Небо за нас

Перунов Антон

Рано оставшийся сиротой, этот юный аристократ получил, тем не менее, блестящее образование, после чего пожелал служить на флоте. Причем делал это на собственном корабле — довольно хорошо построенной парусной яхте «Ольвия». Прославился, помимо всего прочего, раскопками в Херсонесе Таврическом и даже в Афинах, а после начала войны стал флаг-офицером у Корнилова и в этом качестве участвовал в погоне за турецким пароходом «Таиф» и бое с «Перваз-Бахри».

В Севастополе он один снимал целый дом и, если бы Юшков узнал об этом раньше, я бы, скорее всего, остановился у него.

— Добрый день, ваше императорское

высочество, — первым поприветствовал он меня.

— Здравствуй, Виктор. Давно не виделись.

— Вы очень заняты. Впрочем, как всегда.

— Это точно. Но старых приятелей всегда рад видеть. Куда направляешься?

— В казармы на Южной стороне. Там теперь госпиталь и в нем много раненных. Его превосходительство Владимир Алексеевич приказал справиться о них.

Странное дело, молодой князь вел себя абсолютно корректно, привычно выговаривая титулование вышестоящего начальства, но вместе с тем в голосе явно чувствовалось… даже не знаю, как сказать… Не пренебрежение, но явно ощутимое превосходство потомственного аристократа, находящегося через бабку-принцессу в родстве с многими правящими домами Европы, в том числе и с Романовыми, над обычным тверским дворянином Корниловым.

— Богоугодное дело.

— Говорят, что страждущие находятся там в полном небрежении.

— Ты серьёзно? — насторожился я.

— А вот это, ваше высочество, смогу сказать, лишь, когда лично удостоверюсь.

— Знаешь, что, а поехали вместе. Тем более моя коляска теперь на пристани.

— Это было бы просто прекрасно, — охотно согласился тот.

Улицы города оказались совершенно пустынны. Значительная часть так называемой «чистой публики» его покинула, а простые горожане по большей части находились сейчас на укреплениях, помогая их возводить. Единственными кто время от времени попадались нам по пути всякий раз оказывались военными, следующие поодиночке или группами по каким-то своим надобностям. Так что нам с Виктором время от времени приходилось прикладывать руки к козырькам фуражек, отвечая на отдания чести.

Въехав через охраняемые ворота внутрь, я выслушал доклад от явно не ожидавшего меня увидеть дежурного, после чего велел ему показать нам госпиталь.

— Как вам будет угодно-с, — побледнел офицер и решительно двинулся вперед.

Признаться, сначала я не придал значения его реакции, но стоило нам оказаться внутри…. Все внутренние помещения бывшей казармы оказались заполненными раненными, принадлежавшим ко всем родам войск. Лишь немногим «счастливчикам» досталось место на грубо сколоченных нарах, большинство же лежало прямо на полу. Причем, практически ни у кого не было не то, что тюфяков, но даже простой дерюги в качестве подстилки.

Многие раненные стонали, другие вовсе не подавали признаков жизни, и некому было дать им хоть глоток воды, не говоря уж о лекарствах или перевязках. Добавьте к этому густую прямо-таки невыносимую вонь и картина станет полной.

— Господи, — прошептал потрясенный князь, зажимая нос надушенным платком. — Это просто…

— Кто здесь старший? — едва не заорал я на ни в чем неповинного прапорщика.

— Надворный советник Вернер.

— Так подать его сюда!

Воображение тотчас нарисовала мне обрюзгшего чинушу из немцев, которому наплевать на кровь и пот русских солдат, однако действительность

оказалась совсем иной. Услышав о моем появлении, Вернер сам поспешил на встречу, на ходу застегивая на себе мундир.

— Что, мать вашу, здесь происходит? — вызверился я на него, но вдруг заметил красные от недосыпа глаза, потемневшее от усталости лицо и невольно сбавил тон.

— Раненных очень много, — растерянно развел тот руками.

— Вижу! Почему не приняты меры? Где санитары? Отчего никто не ухаживает за раненными и почему, черт бы вас всех подрал, кругом такой бардак?!

— Но я докладывал их превосходительству…

— Сколько у вас врачей? — аккуратно вклинился, между нами, Барятинский.

— Только я и доктор Тютюнников.

— И все?!

— Да! Санитаров всего два десятка. Перевязочные материалы закончились еще вчера. Запасы лекарств также истощились. У нас больше нет средств, чтобы помогайт этим несчастным. — От волнения у достаточно хорошо говорившего по-русски Вернера прорезался акцент.

— Понятно! — скрипнув зубами от злости, отозвался я и, круто развернувшись на каблуках, вышел из госпиталя вон.

Оказавшись снаружи, мы с князем долго не могли отдышаться, от отравленной болезненными миазмами воздуха больницы, но потом все же вернулись в коляску.

— Гони! — велел я сидевшему на облучке матросу.

— Куда, ваше высочество?

— Где Корнилов? — спросил, обернувшись к Барятинскому.

— Полагаю, на «Константине».

— Значит, на пристань!

Не прошло и получаса, как я поднялся по трапу на палубу флагманского линейного корабля и принял доклад от встречавшего нас капитана первого ранга Ергомышева, после чего прямиком отправился в адмиральский салон, где в этот момент проходило совещание флагманов.

Обведя взглядом собравшихся и убедившись, что присутствуют почти все флотские начальники, включая Нахимова, Истомина и главного командира Севастопольского порта, военного губернатора Станюковича [1] и еще несколько штаб-офицеров.

— Прошу прощения, господа, за вторжение, — без обиняков начал я, — но дело совершенно не терпит отлагательств. Подробности вам сообщит наш любезный князь, а вы извольте немедленно распорядиться, чтобы все свободные судовые врачи, фельдшеры, а также их помощники, взяв с собой все необходимое, отправлялись в казармы на Южной стороне. Там полно раненых солдат, которым необходима помощь.

— Неужели все настолько серьезно? — недоверчиво посмотрел на меня Станюкович — крепкий еще 68-летний старик со звездой ордена Белого орла на мундире.

— Все еще хуже, Михаил Николаевич, не веришь мне, спроси у князя, — кивнул я на Барятинского. — Нет, сам поезжай! А мы пока подумаем, где раздобыть или изготовить несколько тысяч тюфяков, черт бы их подрал, вместе с нашими порядками!

— Константин Николаевич, — поспешил вмешаться славившийся своим добрым отношением к нижним чинам Нахимов. — Велите вашему адъютанту отправляться в 41-й экипаж. Пусть отдадут все имеющиеся налицо тюфяки, которые я велел заготовить для своих матросов. Их там должно быть никак не менее восьми сотен, а скорее всего много больше. Остальные, полагаю, могут быть сделаны в течение пары, в крайнем случае, трех дней. Надобно знать только, необходимое количество.