Небо за нас

Перунов Антон

— Чем больше, тем лучше! Это не последнее сражение, и число раненых, к несчастью, будет только увеличиваться… Юшков, ты слышал Павла Степановича? Отправляйся немедленно! На обратном пути загляни в госпиталь и справься о прочих потребностях.

Несмотря на то, что мы довольно быстро приняли все необходимые меры, меня не оставляло чувство вины. Понятно, что за всем самому не уследить, но уж об этом-то можно было позаботиться!

Ведь знал же, что госпитали у нас находятся, как пишут сейчас в казенных отчетах, «далеко не в блестящем состоянии». Более того, на Аландах сам

обо всем побеспокоился, создав особые госпитальные суда и пригласив возглавить санитарную и медицинскую службу самого Пирогова. Затем, уже готовясь отправиться в Крым, приказал прославленному хирургу и его помощникам отправляться вслед за мной и… этим и ограничился. Дескать, зачем чинить то, что и так работает?

— Ну а теперь, рассказывайте, что вы так горячо обсуждали? — поинтересовался я, решив отвлечься от тягостных мыслей.

— Решаем, как расставить линейные корабли, на случай если противник попытается прорваться в гавань с моря.

— Очень интересно. И к какому же решению пришли?

— Схема готова. И если ваше высочество изволит ее утвердить, мы немедленно начнем расставлять корабли. Благо недостатка в буксирных пароходах у нас нет.

— Что ж, — бегло осмотрев представленный план, ответил я. — Вы местные условия знаете гораздо лучше меня. Так что, как говорится, вам и карты в руки. Это все?

— Не совсем.

— Вот как? Что ж, излагайте.

— Дело в следующем, ваше императорское высочество, — снова подал голос Нахимов. — Несмотря на несомненную храбрость наших войск, неприятелю все же удалось пробиться к Севастополю, занять Балаклаву и Камышовую бухту.

— Куда ты клонишь, Павел Степанович?

— Боюсь, что если союзники пойдут немедленно на штурм, у нас не хватит сил задержать их и придется снимать на берег экипажи линейных кораблей и фрегатов.

— Это возможно. И что?

— Но что станет, если их флот одновременно предпримет атаку с моря и сможет прорваться внутрь бухты?

— Оставшиеся без команд суда станут легкой добычей, — проскрипел Станюкович.

— Не прорвутся, — спокойно возразил я, начиная догадываться к чему весь этот разговор.

— Ваше высочество, вы так надеетесь на мины? Но ни в Балаклаве, ни в Каче они не сработали должным образом…

Окинув быстрым взглядом присутствующих, я понял, что они уже успели все обсудить и пришли к определенному выводу. Причем, подавляющее большинство собравшихся совершенно уверены в его правильности. В оппозиции находится разве что Корнилов, но вполне вероятно даже он стал сомневаться…

— Господа, надеюсь ни у кого не возникло мысли затопить эскадру у входа в бухту? — пристально рассматривая подчиненных осведомился я.

Ответом мне было гробовое молчание. После истории с Кирьяковым в моей решимости никто не сомневался. Что же касается мнения флагманов, понять их можно. Несмотря на то, что набег на вражеские транспорты и последовавший за ним бой наших главных сил с британской эскадрой окончился в целом более чем удовлетворительно, открытое сражение с объединенным флотом союзников мы не выдержим. Слишком уж велик разрыв в мощи залпа, количестве, да и качестве вымпелов…

Более того, получив неожиданный

щелчок по носу, англичане с французами стали осторожнее и поймать их, разумеется, будет сложнее, если вообще возможно.

В результате получается странная ситуация. Каждый из них по отдельности не трус и готов без колебаний сразиться с врагом, но… лучше всего на берегу. Решение же идти в бой на кораблях считают ошибкой, от которой страстно хотят меня уберечь.

— Кстати, господа, — решил немного обозначить свои планы на ближайшее будущее. — В свое время за каждым кораблем первого ранга, а также соединениями более мелких судов были закреплены участки обороны города, на коих силами команд при содействии гарнизона и местных жителей следовало возвести укрепления и батареи. Но поскольку эти работы благополучно завершены, полагаю, пришло время вернуть матросов и офицеров обратно.

— А если штурм? — недоверчиво посмотрел на меня Станюкович.

— Вот как раз для этого, Михаил Николаевич. А то, чего доброго, союзники рискнут прорваться в гавань, а наши моряки превратились в землекопов! Посему завтра же мы с Владимиром Алексеевичем устроим смотр для всех кораблей линейной дивизии. В связи с чем настоятельно рекомендую всем присутствующим возвращаться к себе и принять все необходимые меры для восстановления боеготовности.

— Но… мы не успеем! — воскликнул командир «Двенадцать Апостолов» капитан второго ранга Винк.

— Любезный, э… — замялся я, позабыв замысловатое имя капитана второго ранга.

— Анемподист Христофорович, — подсказал мне Корнилов.

— Благодарю. Так вот, мне вовсе не нужно чтобы матросы и офицеры блистали выправкой. Достаточно будет, чтобы один из самых мощных кораблей нашей эскадры мог сражаться. А на мелкие недочеты мы с его превосходительством так и быть закроем глаза.

— Вы все-таки намерены дать союзному флоту бой? — Мрачно спросил Нахимов.

— Непременно, дорогой мой Павел Степанович! Более того, в мои планы входит его полный разгром, но для этого мне необходимо ваше полное содействие.

— Но как?!

— Всему свое время, господа. А сейчас, не смею никого задерживать. У вас много дел!

Судя по взглядам флагманов и командиров кораблей, никто из них меня не понимал. Даже настаивавший на сражении Корнилов надеялся лишь причинить врагу потери, которые сделают невозможным его дальнейшее наступление. О победе же он даже и не мечтал… И что самое печальное, даже ему нельзя было открыться, а потому ничего не оставалось, кроме как изображать из себя самодура, требующего от подчиненных безукоризненной дисциплины и полного повиновения.

Впрочем, провести намеченный смотр мне не судилось. Еще ранним утром мне сообщили, что эскадра союзников подошла вплотную к нашим укреплениям и явно собирается дать бой, после чего пришлось бросить все дела и оправиться на Александровскую батарею. И вот теперь, жадно всматриваясь в силуэты вражеских кораблей, я представлял, как ладные корпуса будут крушить раскаленные ядра.

[1] Отец знаменитого писателя-мариниста Константина Станюковича.