Нефертити
Шрифт:
— Тогда ты им не принадлежишь.
Его губы коснулись моих, и сотни просителей у нас за спиной исчезли.
Мы оставались в саду, пока солнце почти не спряталось за горизонт, а небо загорелось пурпурным и красным. Когда я наконец-то вернулась в свои покои, Ипу была уже сама не своя от беспокойства.
— Я чуть не отправила стражников искать тебя, госпожа!
Я улыбнулась и бросила льняной плащ на кровать.
— Вовсе незачем было это делать.
Наши взгляды встретились.
— Госпожа!
Я едва сдержалась, чтобы не хихикнуть.
— Да.
А потом воодушевление покинуло меня: я осознала, что это значит.
— А как же фараон? — прошептала Ипу.
— Нефертити его уговорит, — сказала я.
Ипу отыскала в одной из корзин чистое домашнее платье и накинула на меня. Во взгляде ее читалось беспокойство.
— Мне уже пятнадцать лет!
Ипу продолжала смотреть на меня. Она присела на краешек кресла из черного дерева и золота и сложила руки на груди.
— Думаю, госпожа, это добром не кончится.
Я вспомнила объятие сильных рук Нахтмина и почувствовала, что бледнею.
— Я не могу вечно оставаться ее служанкой! — воскликнула я. — У нее есть муж и семья и сотни обожающих ее слуг! У нее бесчисленное множество знатных дам, которые только и ждут ее появления, чтобы помчаться следом и приняться подражать ее нарядам, ее прическам, ее серьгам. Чего ей нужно от меня?
— Она всегда будет нуждаться в тебе.
— Но я этого не хочу! Мне это не нужно!
Я раскинула руки, указывая на тяжелые тканые гобелены и ярко горящие лампы из слоновой кости.
— Нет. — Я покачала головой. — Ей придется это принять. Придется смириться.
На лице Ипу появилось напряженное выражение.
— Осторожнее. Подумай о положении военачальника.
— Мы подождем, пока переезд не завершится. А потом я ей скажу.
— А если его выгонят из войска?
Если его выгонят, то я буду знать, какое место я занимаю в нашей семье.
Когда Нефертити вернулась в Фивы, она была вне себя от ярости. Она расхаживала по моей комнате, пиная выпавший из жаровни уголек и наслаждаясь темной полосой, которую он оставлял на полу. Сегодня у Эхнатона был очередной день посещения Кийи, и он, против обыкновения, задержался там надолго.
— Он хочет построить ей дворец! — бушевала она.
— Значит, тебе придется позволить ему это, — отозвался отец.
Проницательный взгляд его голубых глаз действовал на сестру успокаивающе.
— Дворец! — Нефертити обернулась. — Целый дворец!
— Пускай строит ей дворец, — сказал отец. — Кто сказал, что дворец непременно должен быть в городе?
Глаза Нефертити расширились.
— Он может находиться на севере. И даже вообще за пределами города.
— Но под защитой стен, — уточнил отец.
— Ладно. Но территория внутри стен
У меня перехватило дыхание.
— Что? Когда они отправляются?
Вероятно, я произнесла это слишком поспешно, поскольку Нефертити посмотрела на меня с подозрением.
— Завтра, — ответила она. — Как только слуги упакуют вещи, мы отправимся следом. Я не доверяю Панахеси. Я хочу проследить, чтобы каждая монета из сокровищницы пошла на строительство, а не ему в карман.
— Тогда мы с Тийей останемся в Фивах, — сказал отец. — Мы можем принимать просителей…
— Откажи просителям в приеме! Ты мне нужен там!
— Это невозможно. Тебе нужен народ, достаточно богатый, чтобы построить новый город, или народ, находящийся на грани голодной смерти?
Нефертити встала. Она носила свою корону постоянно — даже при нас, своих родственниках.
— Египет никогда не окажется на грани голодной смерти. Пускай просители подождут. А чужеземные послы могут найти нас и в Амарне, если уж им так надо.
Отец покачал головой, и Нефертити без всякого изящества опустилась обратно в кресло.
— Тогда кто же будет со мной? — заныла она.
— У тебя будут твои слуги. И Мутноджмет.
Нефертити посмотрела на меня.
— Ты видела чертежи особняков? У тебя тоже будет свой, — сказала она. — Конечно, большую часть времени ты будешь во дворце. Мне нужна помощь. Особенно сейчас. — Она с нежностью посмотрела на свой живот. — Теперь это будет сын.
Мы с отцом подхватились с кресел.
— Ты беременна? — воскликнула я.
Нефертити гордо вскинула голову.
— Уже два месяца. Матери я уже сказала. Даже Эхнатон знает. — Она сощурилась. — Пускай он ходит к Кийе хоть каждую ночь, но это я ношу его сына! Два ребенка! А Кийя дала ему всего одного!
Я посмотрела на отца. Тот ничего не стал говорить про Кийю, хотя слуги шептались о том, что это очень странно: с тех пор как наша семья приехала ко двору, Кийя больше не беременеет. Но на лице отца читалась лишь искренняя радость.
Доски для игры в сенет и тяжелые троны, кедровые столы, дюжины кресел и лампы — всё погрузили на суда, и баржи поплыли на север, к городу, который даже еще не был городом. Я стояла и смотрела, как из Мальгатты уносят самые прославленные сокровища, и пыталась представить, что сейчас чувствует моя тетя, глядя, как комнаты, которые обставляли они с мужем, опустошают по прихоти молодого фараона. Тетя с отцом сейчас стояли на балконе в Пер-Меджате, и оба они смотрели на весь этот хаос молча. От пристального взгляда Тийи мне делалось не по себе.