Нефертити
Шрифт:
— Множество людей в войске ждут, что вы поведете их. Они доверяют вам и верят, что вы усмирите хеттов. Они сделают все, что вы попросите.
— А я прошу их построить величайший город Египта! Нефертити сказала мне, что ты возвращаешься в Фивы. Когда?
— Сегодня вечером. Пока дворец не достроен, ваше величество, так будет разумнее.
Эхнатон поставил чашу с вином на стол.
— Разве моя мать не в Фивах?
Нефертити выразительно посмотрела на отца.
— Мне не
Нефертити поспешно обошла стол.
— Эхнатон, так будет лучше. Неужто ты хочешь принимать иноземных послов в этих шатрах? Что они подумают? Если они приедут в Амарну, пока она не будет достроена, представляешь, что они напишут своим царям?
Эхнатон посмотрел на жену, потом перевел взгляд на своего доверенного визиря.
— Вы правы, — медленно произнес он. — Ни один иноземный гость не должен видеть Амарну, пока она не достроена. — Он снова взглянул отцу в глаза. — Но Мутни ты с собой не увезешь.
Отец непринужденно улыбнулся.
— Нет, — ответил он. — Мутни остается здесь.
Эхнатон боялся, что отец заберет меня в Фивы в качестве своей наследницы, а потом коронуется и будет править вместе с Тийей. «Значит, я буду заложницей», — подумалось мне. Нефертити покраснела от мысли о том, что отец мог бы когда-нибудь предпочесть меня ей. Она проскользнула мимо Эхнатона, ухватила отца за руку и сказала:
— Пойдем. Я тебя провожу.
Эхнатон встал, намереваясь присоединиться к нам, и снова сел, повинуясь взгляду Нефертити.
Мы остановились на пристани, и глаза мои были полны слез. Отец уезжал — возможно, на долгие месяцы, — и вдруг я поймала себя на том, что не меньше Эхнатона желаю, чтобы дворец достроили поскорее.
— Не грусти, котенок. — Отец поцеловал меня в лоб. — Ты будешь с матерью и сестрой.
— А ты вернешься сразу же, как дворец будет готов? — сдавленно спросила мать.
Отец погладил ее по щеке и убрал прядь волос с ее лица.
— Обещаю. Я еду только ради дела. Если бы не…
Нефертити выступила вперед, вклинившись в их беседу:
— Счастливой дороги, отец.
Отец бросил прощальный взгляд на мать, повернулся к Нефертити и обнял ее.
— Когда я вернусь, твой срок почти подойдет, — сказал он.
Нефертити положила руку на живот.
— Наследник египетского трона! — с гордостью произнесла она.
Мы стояли и смотрели, как корабль поднимает паруса. Когда баржа скрылась из виду, ко мне подошел Эхнатон.
— Он — верный визирь.
Фараон обнял меня за плечи. Я напряглась.
— Ведь правда, Мутноджмет?
Я кивнула.
— Я на это надеюсь, — прошептал Эхнатон. — Потому что если он
— Госпожа! — воскликнула Ипу. — Госпожа, сядь! Ты вся дрожишь!
Я уселась на кровать и зажала ладони между коленями.
— Пожалуйста, сделай мне чай.
Ипу развела огонь в жаровне. Она вскипятила воду и перелила ее в чашу с подготовленными листьями.
— У тебя такой вид, словно ты больна, — негромко произнесла она, протягивая мне чай и предлагая поделиться наболевшим.
Я осушила чашу.
— Ничего страшного, — сказала я.
Это просто пустая угроза. Отец — не предатель.
— К нам сегодня никто не заходил?
— Например, военачальник?
Я быстро взглянула в сторону двери. Ипу понизила голос:
— Нет. Извини. Скорее всего, он не может пробраться в царский лагерь — здесь слишком много стражи.
Перед входом в шатер появилась чья-то тень. Чья-то рука откинула полог, и в проеме появилась Мерит.
— Госпожа, царица желает видеть тебя, — сказала она. — У маленькой царевны болит ухо, а царице нездоровится. Фараон послал за лекарем, но царица заявила, что не желает видеть никого, кроме тебя.
— Скажи ей, что я сейчас приду, — тут же отозвалась я.
Мерит исчезла, а я принялась рыться в своих шкатулках. Для Меритатон я взяла мяту. Но что же прихватить для Нефертити?
— Не знаю я, отчего ей вдруг нездоровится, — пробурчала я.
Она же всего на втором месяце. Меритатон она проносила пять месяцев, прежде чем ей стало нездоровиться.
— Возможно, это сын, — сказала Ипу.
Я кивнула. Да. Возможно, это знак. Я взяла пажитник и сложила травы в отдельные мешочки.
Нубийские стражники расступились и впустили меня в царский шатер, где спала царственная чета. Нефертити лежала в постели, а Эхнатон стоял рядом и поддерживал ее, пока ее рвало в таз. Это была странно трогательная сцена: человек, которому ничего не стоило послать других людей на смерть, заботливо придерживал страдающую дурнотой жену.
— Мутни, травы! — простонала Нефертити.
Эхнатон посмотрел, как я достаю травы.
— Что это?
— Пажитник, ваше величество.
Он дважды щелкнул пальцами, не отрывая взгляда от моего лица, и в шатер вошли два стражника.
— Проверьте это.
Ахнув, я посмотрела на Нефертити. Та отрезала:
— Она — моя сестра! Она не будет меня травить!
— Она — претендент на корону.
— Она — моя сестра, и я ей доверяю! — не терпящим возражений тоном произнесла Нефертити. — А когда она уйдет отсюда, она пойдет в шатер кормилицы, к Меритатон!