Немёртвый камень

Кисель Елена Владимировна

Она умолкла, услышав собственные слова. Звучало верно, только жутко. Какая ж это древность и значит — какая мощь?

Каменистая земля шурала под ногами, сумрачно и с осуждением глядели ивы — чёрные, с искривлёнными стволами, — над головой входила в очередную фазу основательно поблекшая радуга. Фелла ждала опровержения своих слов — и не дождалась.

— И у него связи в Кордоне? — спросила она тихо — просто чтобы проверить, слышит он или нет. Мечтатель кивнул — но и только. За два дня, которые пришлось провести в пути, он сказал на диво

мало, зато вид у него постоянно был задумчивый и… испуганный? Бестия устала перебирать темы, которыми его можно было бы отвлечь.

Дорога опять пошла вверх — местность здесь была гористая. Вернее, вверх двинулась не дорога, а Мечтатель, дорог тут было немного. Слева шептались почти лысые сосны с облезающей корой — больные. Раньше лес был смешанным и могучим — и простирался дальше еще на день пути… Фелла помнила эти места. Сразу же после Альтау ей вместе с остальными выжившими пришлось вытравливать отсюда сторонников Холдона, по камням разрушать его резиденцию — сколько там пути до нее? Часа четыре, наверное. Может, пять. Хотя там даже руин не осталось.

Помнится, славный своими подвигами Дремлющий, Нэриум Гхалл, ещё до погружения в свою вечную дрёму провозглашал, что пройдет время — и здесь будут селиться люди, разведут сады — и злодейство Холдона сотрется из памяти. Но время шло, а люди все не селились и всё реже совались в Хелденару, а потом и вовсе перестали. Еще один заповедник Альтау. Убитые временем деревья — хотя им-то что мешает жить? Жалобы замученных, убитых и обманутых — в каждой пяди земли. Холдон очень хорошо умел обещать, но те, кто сомневался в его обещаниях, часто пропадали — и их нашли только потом, когда победители начали громить его логово. Комнаты, выложенные человеческими костями, причудливые узоры, странные нити артефакции, вплетенные в них. И напоминание у входа — «Бессмертия нет».

Оказывается, она до сих пор помнит, как ее рвало после визита в личный музей того, кто хотел создать «новую Целестию». Смерть дышала даже из стен, казалось бы, безобидных с виду, смерть пропитала окрестности так, что даже сейчас не желала уступать жизни.

Заповедник небытия. Картина «Без Альтау», только в большем масштабе.

Но какого ж нечта они застряли здесь, если всё это может вернуться, если может стать еще страшнее, если…

— Их возвращению не помешать…

Воздух в здешних местах словно застоялся и не хотел обдувать лицо — или это казалось? Ветчина была давно съедена, но организм еды не хотел: желудок скручивало что-то, похожее на тошноту.

Как собрать воинов, если Семицветник — не на стороне Витязя? И куда с этими воинами потом отправляться — к бывшему Холдонову Холму, где расположены основные скопления колодцев смертоносцев? Может быть, если не удастся остановить возрождение Ратников — удастся принять бой, пока они не расползлись по Целестии…

Но есть другие колодцы. Они рассыпаны по стране — и из какого поднимутся ратники? Если из всех? Их же опять будет около тысячи, так? И их опять нельзя

будет убить в полном смысле этого слова? Развоплотить, привязать к колодцам… как? Что их вообще держит здесь?

Чем защитить города? Можно ли к такому вообще быть готовыми? Этим тварям когда-то не смогли помешать Светлоликие — а значит, что если даже соберутся все бывшие участники Альтау во главе с Витязем — это может быть бесполезно…

Разве что Лорелея в полной силе — как наследница Светлоликих. Если бы она была с ними… но её нет. Может, Макс Ковальски ещё успеет — до возрождения Ратников? Но тогда почему они сейчас не у дверей Кордона, почему Экстер шепчет одно и то же…

Не помешать.

И с чего бы они поволоклись в это место, рядом с которым и Дохлая Долина веселит сердце. И откуда у нее это ощущение, что нужно его постоянно дергать, все равно, чем, что он не размышляет над планами — это ж не Ковальски, про которого шутили, что он перед сном вместо пролетающих через пещеру драконов в уме начинает считать варианты ниспровержения Семицветника. Почему ей кажется, что проклятые Чертоги Памяти просто пихнули Ястанира в спину — и теперь он куда ближе к тому самому вечному полю Альтау, о котором рассказывал ей …

— Экстер! Давно хотела тебя просить… нет, ладно, после.

Холдоном об стенку и полхолдоном об потолок! Она перепробовала все: вопросы, уговоры, просьбы, попытки разговорить — а на него действует мнимое смущение?

— Фелла?

— Нет, я…идиотская мысль, тебе сейчас не до этого. После.

Женское коварство точно способно на чудеса. Мечтатель замер, в кои-то веки выскочив из задумчивости, внимательно глядя ей в лицо.

— Ты хотела о чем-то спросить?

Отвести глаза с показным смирением. И покраснеть. Никого не волнует, что ты разучилась краснеть на втором тысячелетии жизни, для дела нужно — ну!

— Фелла?

— Просто…я хотела попросить тебя. Ты давал уроки Кристиану… Не могу сказать, чтобы они прошли даром… Что в его случае удивительно.

Не выдержала — вклеила все-таки. Но смущенных глаз не подняла, так что Экстер заинтригован окончательно и благополучно отвлечен от своей проклятой памяти.

— Может быть, ты мог бы…

Экстер задумался. Не так, как в эти два дня — иначе, глядя ей в глаза. Бестия затаила дыхание со странным ощущением, что сейчас Мечтатель читает у нее в душе, видит ее душу, словно прозрачный кристалл…

Истекла минута, отмеренная усталым шелестом деревьев за спиной. Экстер покачал головой.

— Прости, Фелла. Я не смогу научить тебя.

«Тебе, жалко, что ли?» — едва не брякнула вслух Бестия.

— И это не потому, что я хочу от тебя что-то скрыть, — продолжил Экстер. — Просто… насколько ты доверяешь мне, Фелла?

Вопрос был глупым, это Бестия прямо выразила на лице. Мечтатель отступил на шаг и предложил:

— Дай мне свой серп. Если хочешь — можешь считать это началом обучения.