Немёртвый камень
Шрифт:
— Останься с Майрой, Фелла. Береги ее.
Сцепив зубы, Бестия отступила по направлению к Майре, встав рядом с ней в недвусмысленной боевой стойке: если кто-то сунется — ему несдобровать. Никто не решился: силы были откровенно неравными, даже с учетом Рубиниата. И потом, у них были свои дела: например, надеть на руки Витязю кандалы.
— Вас будут судить за ваши преступления, — сообщил Алый. Он поглядывал на Экстера недоверчиво, словно не мог поверить, что им удалось заковать в кандалы самого Витязя.
— Вот это едва ли, —
Он бросил прощальный взгляд в сторону Феллы, явно говоря, что прощаются они ненадолго и что так было нужно, потом шагнул за своей охраной — и пропал в дверях Ниртинэ. Всё случилось до смешного быстро: только что были Магистр, охранники и Витязь — и вдруг нет.
Труп Янтариата и тела его свиты так и остались лежать в тех же положениях на своих местах. Почему-то Алый не озаботился судьбою тела сотоварища.
— Мудрый выбор, — прошелестела Нарекательница. — Они опасаются только его, а потому ничего не будут предпринимать, пока не окончится суд и то, что за этим последует. Они попытаются купить его. Уговорить возродить Кордон. И Ратники тоже не покажутся — ибо тогда цепи и подземелья могут не удержать Витязя. Он выиграл для нас время. Мудрый выбор.
Бестия молчала и не оставляла боевой стойки.
Просто оцепенела. И в то, что это мудрый выбор и в то, что они скоро увидятся — мешал поверить голос, который внутри нее медленно и мерно читал стихи. Любимый голос — и она знала, что Мечтатель там, куда перенес его портал Рубиниата, выговаривает губами то же самое, безрадостное:
Вдруг сорвало, завертело, вскружило…
Якорь мой верный, что же ты? Где ты?
Или не видишь: твой парусник милый
В море уносит безжалостным ветром?
Цепи надежной порваны звенья;
Ты остаешься на ласковой суше,
И в штормовом, неотвратном круженье
Вижу тебя я все реже и хуже.
Грудью я бьюсь о холодные волны,
Парус — повис, как иззябшие крылья.
Время, мой якорь, проститься безмолвно:
Я против ветра пути не осилю…
Может, так лучше? Наш пусть нам неведом…
Тонет твой шепот в бушующей хмури…
Что? Собираешься броситься
Остановись! Я пойду против бури!
Она понятия не имела, что это обозначает, но от последних слов тугой узел в груди ослаб — потому что она и правда собиралась броситься за ним, куда бы он ни позвал. Бестия опустила плечи и развернулась к Майре.
— Я сооружу портал до Бересклевта, — сипло сообщила она. — Это не слишком далеко, и оттуда летают драконы. Мы отправляемся в Одонар, где ты сможешь прийти в себя.
— Там сейчас соглядатаи Ниртинэ, — заметила Душечитательница.
— У меня на пути они не встанут, так что внутрь мы попадем беспрепятственно, — Бестия говорила сухо, — о тебе там позаботятся, и можно будет подождать… пока закончится суд.
И изо всех сил постаралась заглушить, не добавить это самое «и то, что за этим последует».
Глава 17. За сбычу мечт!
В поезде Макс вел себя… нервно. Проводник почти поседел, глядя, как Ковальски высыпает один за другим пять пакетиков кофе в единственный стакан, потом размешивает и пробует с комментарием:
— Нужно будет прикупить кофе на станции.
Процедура повторялась в третий раз, отчего бедный проводник и не удержался — притащился поглазеть.
Кристо валялся на верхней полке, Дара сидела напротив Макса и была занята пристальным анализом выражения его лица. Анализ подсказал, что Макс дергается из-за конечного пункта их прибытия.
Ковальски предупредил почти готовый ее вопрос.
— А они не могли выбрать место с другим названием? Ну там, Саратов, Владивосток… почему именно Бобропужск[1]?
Он произнес название правильно, но с омерзением. Дара слегка приподняла брови: ее удивляло такое начало разговора.
— Ну, им показалось — это так по-целестийски…
Ковальски фыркнул прямо в кофе, и ему пришлось вытираться рукавом.
— Дети…
— Макс. Скажи только честно: тебе почему-то не нравится Россия?
— А с чего бы я должен к ней воспылать?
— Но ведь это же немножко твоя родина — или я ошибаюсь?
Макс посматривал в окошко на леса и поля с открытой враждебностью.
— Мать была отсюда. Ничего хорошего это не принесло… никому.
— Поэтому ты ненавидишь страну?
— Не поэтому… черт, — Макс наконец перестал отвечать механически, глядя на кофе. — Не ненавижу. Но можешь ты припомнить — сколько раз мы были в славянских странах и сколько раз что-нибудь случалось?
Дара немного подумала:
— Болгария…
— Нарвались на «гидру», во время обезвреживания угробили половину урожая томатов, — охотно припомнил Кристо.
— Украина…
— О, это когда нас пытались отправить на какую-то гиляку?
— Я о твоем отравлении. Как ты вообще… как вообще можно отравиться шоколадом?