Немёртвый камень
Шрифт:
Мечтатель остался на трибуне в одиночестве. Ученики Ниртинэ неловко переминались с ноги на ногу под насмешливыми взглядами из толпы. Алый Магистр молча тряс бородой, оглядываясь по сторонам. Он был растерян совершенно, и Фиолетовому пришлось слегка потеснить коллегу.
— Пусть так, — сказал он натянутым, высоким голосом. — Здесь все добровольно. Кто поднимется на помост и нанесет удар преступнику?
Толпу затопила тишина, в которую явственно вплелись несколько смешков.
Тогда Фиолетовый Магистр повернул голову к начальнику Кордона, который стоял в десятке шагов от него. Немой приказ
Ретас Пунцовый мгновенно утратил весь свой вошедший в анекдоты румянец и стал белее иридиевого знака, который носил на груди. Старый вояка, в кабинет которого даже Магистры не входили без стука, смотрел в глаза начальству с непониманием.
— Это же Ястанир, — сказал он так, будто пояснял что-то ребенку. — Да во всей Целестии не найдется того, кто…
Он упал, хватаясь за горло и корчась так, будто на его шею вдруг легла неведомая петля — и стянула её. Аметистиат перевел глаза дальше, на его первого заместителя.
Но Гозек Всполох, сущий юнец в свои триста лет, был известен таким чертовским упрямством, что его ответ был ясен заранее.
— Ну, попробуйте, — сказал новый Глава Кордона, выставляя магический щит, и его действие было тут же подхвачено всеми, кто стоял рядом. Щиты поднимала и охрана Ястанира — сливки Целестийской армии. Кордонщики сомкнули ряды вокруг Ретаса Пунцового (тот, покряхтывая, поднимался с земли), и по их глазам было ясно, что приказы отдавать бесполезно. Любые приказы.
— Бунт, — прошептал Фиолетовый, он еще не до конца понимал ситуацию, а его академическая бородка подрагивала. — И вы думаете, здесь не найдется, кому вас усмирить?
— Мы думаем, что не найдется, — грянул из толпы чей-то голос.
Голос принадлежал Зуху Когтю, вокруг которого толпились наемники. Сам Зух стоял впереди всех, оскаливая зубы в хищной улыбке, с закатанными рукавами засаленной рубахи, будто собрался биться врукопашную.
И он, и все его окружение держало магические щиты. Маги прикрывали и себя, и людей, вооруженных мечами и луками. Наемники были профессионально невозмутимы и стерильно непроницаемы, но почему-то сразу стало ясно, что они не на стороне Магистров.
Количественный перевес был страшен. Коготь со своим войском сброда, силы Кордона, которых была не одна сотня, да еще охрана Ястанира — такое Магистрам и их гвардии было не потянуть. Оставалось взывать к народу.
Но в толпе народа уже лязгали щиты, скрежетали вынимаемые из ножен мечи, и стрелы ложились в луки и арбалеты. Женщины разминали пальцы, готовясь бить магией, а частично так и вовсе посрывали чепцы с передниками и превратились в мужиков. Засучивались рукава. Из-под широких одежд показывались кольчуги, кто-то снимал с телег щиты и раздавал соседям шлемы. Все проделывалось в тишине, прерываемой негромкими окриками, очень деловито и согласованно, как будто каждый вне зависимости от другого принял решение и прекрасно знал, что делать — то, чего никогда не бывает в толпе.
Это была не толпа. Это было воинство, где не было лишних. Где каждый знал, зачем пришел сюда.
Артемаги Ниртине начали торопливо отступать от помоста к трибуне Магистров. До них вдруг все дошло одновременно: и почему они за весь день не встретили здесь никого младше шестнадцати, и молчаливость
И шепталы, которые сновали повсюду, но не собирали вокруг себя людей и не брали с них денег; и роскошные кареты магнатов, из которых третьего дня выгружались какие-то тюки — «еда для простого народа»; и торговцы, телеги которых василиски и лошади с трудом тянули… всё прояснилось до того, что стало страшно. Кроваво-интересное «казнь» превратилось в жуткое «война» в одну секунду, и что народ Целестии при необходимости начнет эту войну, стерев их в порошок — это чувство было разлито в воздухе.
Теперь встал Желтый Магистр — оттолкнув Фиолетового. Голос у Цитриниата был на редкость скрипучим и тихим, даже когда он усилил его магией. Может, ему просто немного в жизни приходилось кричать.
— Значит, хотите второго Альтау? Ну что же! Мы обратимся за помощью к нашим союзникам иных рас!
Толпа нежити — а она была внушительной — пришла в движение. Арахнеки сняли повязки, обнажив провалы на лице, затянутые паутиной. Поцелуйши взмахнули длинными волосами и высвободили из рукавов оружие. Медленно и угрожающе их ряды качнулись вперед…
И остановились, поняв, что больше никто из нежити за ними не последовал. Вампиры и пещерники, нощники и болотники — все стояли молча и неподвижно, глядя в землю.
Потом над клацаньем затворов оружия контрабандистов прозвучал одинокий голос, по которому Фрикс смог бы без труда опознать своего знакомца, назвавшегося Безлунником:
— А кто сказал, что мы ваши союзники?
Арахнеки и поцелуйши зашипели, засвистели что-то на своем наречии, проклиная предателей — но высшая нежить уже отступала к наемникам Когтя, доставая оружие на ходу и держась лицами к бывшим собратьям. Из вампиров и пещерников не более пары сотен остались на иной стороне — и те тоже шипели то ли проклятия, то ли ругательства, в которых имя Холдона переплеталось с другим, более длинным и страшным, но забытым…
Аметистиат, словно с опозданием, опомнился, поднял руку, чтобы нанести удар…
— Довольно.
Мечтатель на своем помосте слегка поднял кисти — и кандалы опали с них прахом. Седые кудри трепал ветер подступающего Хмурого Часа. Магистры и их гвардия, артемаги Ниртинэ — разом вскинулись, нанося по нему магические удары, но он просто махнул рукой — и они свалились с ног там, где стояли, будто на каждого из них разом грохнулась пара сотен кирпичей.
— Довольно прятаться за марионетками, — Экстер говорил, вроде бы, негромко, но его голос покрывал все Лилейное Поле, и шум подступающей грозы ему не мешал. — Гайтихор! Теперь тебе осталось лишь проявить себя.
Ему никто не отозвался, хотя смотрел он на трибуну Магистров.
— Кому это он? — прошептала Мелита на ухо Нольдиусу. Тот пожал плечами и ответил, тоже шепотом:
— Понятия не имею. В переводе с древнецелестийского это значит — «хмырь летучий».
Бестия уже поняла, о ком речь, и хватала ртом воздух, а вот в толпе недоумевали, повторяя имечко на разные лады.
— Или мне называть тебя Шеайнерес, Морозящий Дракон, отец Холдона? Я держусь того мнения, что титул Восьмого Магистра — не для тебя.