Немёртвый камень
Шрифт:
Он треснул кружкой об стол так, что чуть не расколол то ли кружку, то ли стол. Ковальски, впрочем, слушал благодушно, открывая вторую бутылку.
— А у вас тут… честнее, да. Нету — и нету, — водка действовала на неокрепший организм, речь Гиацинта сначала была неровной от эмоций, а вот теперь он запинался по другой причине. — И сам всё решаешь. Ты вот, например, верил в чудеса?
У Макса дрогнула рука, и струйка водки пробежала мимо кружки.
— Я?! — он отставил бутылку, потом задумался и произнес: — Я не верил, я был в курсе их существования.
Очередная
— Лет с девяти знал. После отцовской смерти, знаешь ли, вывел формулу. Чудеса существуют, но каждый человек творит их в своей жизни сам. И не на пустом месте. Знания. Реакция. Чем больше умеешь — тем лучше. Первое — умей приспосабливаться. Второе: других чудес не бывает. Санты нет, волшебники передохли давным-давно. Я не верил: я знал это. До той самой секунды как…
— Ты встретился с Кристо, Дарой и клыканом.
Наверное, каждый в Целестии уже в курсе этой встречи, спасибо Хету. Макс покачал головой.
— Подумаешь, двое детишек с паранормальными способностями и мутант, смахивающий на «чужого»… нежить, браслет, радуга… мелочи. Нет, я… встретил кое-что другое.
— Ее?
Макс молчал, сжимая кружку так, что побелели костяшки.
Минут десять они пили молча, но упорно, задавшись целью прикончить эту проклятую бутылку. Вообще-то, ее кончина была не страшна: помянуть можно было с третьей. Третья стояла под столом и ждала своего часа.
С речью была полная труба, но Ковальски был стоек и умудрялся задалбывать своей стратегичностью и в нетрезвом состоянии:
— Говорю тебе: полная чертовщина. Ладно — это колечко. Ладно — Экстер сначала шлялся месяц непонятно где, потом спохватился, что война скоро… Но сделать пешкой этого бородатого гада — вот у кого на такое мозгов хватило, ты можешь себе представить?
— Бородатого га… э-э… Дремлющего?
— А, нет, второго… Холдона. Они же понимали, что Экстер его… вторично. Вызвали Мечтателя в эту Оскальную Пещеру — ну да, думали дать Холдону шанс. Но понимали ведь.
— Э-э… Магистры?
У Гиацинта было плохо с логическим мышлением. И в силу возраста, и в силу характера, а сейчас — в особенности.
— Или тот, кто их контролирует, черти б его… Потому что я склонен думать, что их контролируют. Может быть, даже всех. Знаешь, я разговаривал малость… с Хетом в основном, источников было немного, да. Но целестийская армия, мягко говоря, в упадке. Даже Воздушное Ведомство. Доносительство и лизоблюдство, на основных должностях — нечт знает кто, и выслужились они нечт знает как… хотя нет, я тоже знаю, сам когда-то так же выслуживался. Толковых командиров нет. Никто не берёт на себя ответственность, разве что кордонщики более или менее… В общем, если кому-то нужно было, чтобы страна осталась беззащитной…
— Стоп-стоп, — Гиацинт поводил кружкой. — А Холдон им на какого… смуррила?
— Вот не знаю, — отозвался Макс. — Но что-то он сделал в оплату за свое возрождение.
— Вот кому не везет, — посочувствовал Гиацинт, — это ж насколько хуже… и бросить не может. Думаешь, он так… из-за пророчеств или традиций?
— Думаю, просто не может иначе. Этот бородатый хмырь… Холдон… хотел видеть Ключника Малой Комнаты. И Экстер, прежде чем снести Холдону башку, вроде бы, именно так и представился. Едва ли это что-то, что можно оставить просто так.
— А ты туда… ты из-за нее?
— В первую очередь — да.
— И… есть вторая очередь?
Звякнула поставленная кружка.
— Вторая — я хочу этого. И вернусь туда, пусть хоть все предсказатели в голос орут обратное.
Гиацинт молчал, приходя в себя после очередной обжигающей порции.
— Вернешься, — сказал он вдруг. — Слово мое — вернешься. Я… я знать не хочу ничего, что связано с Целестией, слышать не хочу. Но ты туда вернешься, это мое слово.
— Слово?
— С-слово, — подтвердил Гиацинт. — О, это да! Это у нас такая вещь! Вот матушка мне, кстати, тоже говорила… отговаривала… чтобы не шел в тинторели отговаривала. До того, как… Аметистиат с Печатью. Потому что, говорит, у того, кто слово держит — короткий век… в Целестии. Там честность не у всех в чести, — и он хихикнул над собственным каламбуром. — Ох, если б она меня сейчас видела… Макс, а ты?
— А я?
— Ты давал когда-нибудь слово?
— Я швырялся словами направо-налево. Правда, это никого не особенно удивляло…. как ты там сказал? — Ковальски взвесил неопределенную по счету кружку. — Честность не в чести… Жить с этими… тинторельскими кодексами в моем мире…
— Плохо?
— Недолго, — теперь хихикнул Макс и тут же оборвал непривычный звук.
Тинторель тем временем пытался то ли сфокусировать глаза на пейзаже за окном (пейзаж этого не заслуживал), то ли настроиться на нужный лад и что-то удивленное выразить из груди.
— То есть ты никогда не клялся по-настоящему… себе?
— Нет, было дело. Было дело… однажды я поклялся, что никакая сила не заставит убраться меня из Целестии. Даже все семь Магистров вместе с этим вашим… Дремлющим. Представляешь?
Гиацинт засмеялся за компанию, хотя и ему, похоже, было совсем не весело.
— Ты это вслух сказал?!
— Экстеру, кажется… точно был не в себе. Она меня еще поцеловала тогда… — Макс резко поставил кружку на стол: прозрачная жидкость дрожала и грозила расплескаться.
Гиацинт застонал, опрокидывая в себя еще одну порцию доброго русского напитка.
— Ну, почему я не улетел из Целестии раньше… Ведь… нет, Макс, послушай… я же чувствовал. Я же знал, что мне там нечего делать, в Одонаре… я же меньше всего на свете хотел туда попасть! — он грохнул бутылкой по столу, и сырки на миг ожили на тарелке и попрыгали — в знак согласия. — Я не люблю ее, а она меня не полюбила бы никогда… Даже если бы я был сто раз Оплот… даже если я вернул бы ее…