Необратимость
Шрифт:
В конце концов, возводить стены - это то, что у меня получается лучше всего. Иронично, что, когда я наконец начинаю открывать частички себя, это происходит из-за одной из них.
И все же она до сих пор не знает моего имени.
Что касается вопроса о моих детских мечтах, то я использую этот повод, чтобы прервать мучительно медленные отжимания, упираюсь коленями в пол и, задыхаясь, отвечаю.
– Не знаю… Наверное, я думал, что либо спасу мир, либо уничтожу его. Типичные детские штучки.
По правде говоря, я всегда хотел стать детективом. Шерлок Холмс был моим
– А как насчет тебя? Ты всегда хотела оказаться на глянцевых снимках, чтобы на них дрочили незнакомцы?
– В твоем исполнении это звучит как порнография.
Она принимает это за грубую шутку, но я помню ту рекламу купальников из своего расследования. Человеку с хорошим воображением не нужно было много додумывать.
– Вообще-то моя карьера сложилась совершенно случайно, - продолжает она.
– Правильное место, правильное время. Это было лестно, я думала, что снимусь пару раз, пройдусь по подиуму и заработаю немного денег, чтобы выплатить кредиты на колледж, но, видимо, пышные вьющиеся волосы были в тренде. Поразительно, но все получилось.
– Студентка колледжа, да?
– Она еще молода, ей, кажется, около двадцати пяти. Я не задумывался о ее жизни за пределами того, что видел в материалах.
– Да, модельный бизнес затянул меня, но в детстве я всегда считала себя ботаником. Наука - моя первая любовь.
– Красота и мозги. Одобряю.
– Я представляю себе Эверли с ее большой грудью и пышными волосами в лабораторном халате и очках горячей учительницы, и ощущения в нижней части тела напоминает мне, что я не так уж далек от того подростка, которым был когда-то.
Да… умные девочки меня заводят.
Я отворачиваюсь и делаю несколько быстрых приседаний. Мои слова вылетают с резкими выдохами, когда я продолжаю расспрашивать ее.
– Что за наука? Астрономия? Медицина?
– В моей голове лабораторный халат превращается в сексуальную униформу медсестры.
Когда я в последний раз трахался?
– Пауки.
Я останавливаюсь в середине приседания.
– Прости, что?
Раздается легкий смех, она знает, что шокировала меня.
– Я не шучу. Энтомология всегда казалась мне увлекательной. Именно это я и изучала.
Я сажусь и упираюсь руками в колени. Эверли Кросс становится все интереснее с каждой минутой.
– Ладно, этого я не ожидал.
– Видел бы ты лица людей, когда я предлагала им показать свою коллекцию домашних животных. У меня в вольере был самый симпатичный маленький прыгающий паучок, прямо как из «Маленькой мисс Маффет».
– Я должен спросить, что тебя в этом заинтересовало?
– Изначально? Не знаю. Может быть, я увидела в этом вызов. Предполагается, что девочки должны бояться насекомых, а мне просто нравилось быть не такой, как все. Потом я начала узнавать больше. Когда изучаешь их получше и перестаешь думать о них как о страшных и отталкивающих, они оказываются очень увлекательными.
– Что ж, это объясняет, почему тебе нравится со мной разговаривать.
Слушая ее рассказ об удивительно интересных особенностях размножения
Физиотерапевт был бы недоволен моей методикой реабилитации, но мне в любой момент может понадобиться свернуть шею людоеду, так что какие у меня варианты?
Держась за бок, я осторожно перекатываюсь, пока моя спина не касается холодной плитки. Мое физическое восстановление идет медленно.
– Это дерьмо собачье, - стону я.
– Такими темпами у меня никогда не хватит сил выбраться отсюда.
По ту сторону стены слышен шум воды - знак того, что Эверли принимает душ с любезно предоставленной ей мочалкой и куском мыла. Не то чтобы я их винил. Если бы я приблизился к этому людоеду с куском мыла, я бы засунул его так глубоко ему в глотку, что он бы пускал пузыри из задницы каждый раз, когда пукал.
Но, скорее всего, сначала он умрет.
– У меня такие слабые руки, что не удержат планку и секунду, - говорит она, перекрикивая шум воды.
– Ты должен отдать себе должное.
– Да ладно, ты же позировала в бикини. Наверняка тебе приходилось время от времени заниматься спортом, чтобы сохранить свою стройную фигуру.
Рассказы Эверли о модельном бизнесе оказались интереснее, чем я мог предположить. Как бы мне ни нравилось ворчать по поводу ее постоянной болтовни, я благодарен за то, что она с удовольствием проводит время, рассказывая мне подробности своей жизни. Благодаря полицейским архивам я уже знаю больше, чем простой незнакомец. Но здесь я Ник Форд, какой-то парень с улицы, а не детектив Айзек Портер - то есть бывший детектив. Я постоянно напоминаю себе, что не должен ляпнуть ничего из того, что она не рассказала мне сама.
– Я много занималась йогой. Но если говорить о кардио, то я лучше останусь дома и пересчитаю волоски на лапках своего тарантула.
– В этом есть какой-то скрытый смысл?
– Думаю, ты сам догадаешься.
– Я практически вижу, как она закатывает глаза.
– Хотя у меня есть тарантул… Или, по крайней мере, был два года назад. Он был совсем маленьким, когда я его купила.
– Как долго живут домашние тарантулы?
– Это зависит от вида, но некоторые самцы могут жить до десяти лет или около того. Самки могут дожить до тридцати.
Тридцатилетние пауки, черт возьми.
– В таком случае, логика подсказывает, что у тебя, скорее всего, все еще есть тарантул.
– Я ценю эту теорию, спасибо.
– В ее голосе звучит благодарность.
– А теперь, если ты не против, я отлучусь на пару минут. Вода включается на полную мощность.
Интересно, она голая?
Хватит ли у нее смелости раздеться, когда на нее круглосуточно направлена камера, или человек под постоянным наблюдением в конце концов просто теряет свою скромность и ему становится все равно? Если подумать, то я могу представить, какие идеи возникли бы у этих мужчин с сомнительной моралью, если бы она разгуливала без одежды.