Необратимость
Шрифт:
Да. Определенно не голая.
В любом случае, я притворюсь, что она голая, просто чтобы скоротать время.
Я закрываю глаза и на несколько минут погружаюсь в свои мысли. Вода выключается, и на смену ей приходят несколько шуршащих звуков.
– Все в порядке?
Ответа нет.
Затем, как по команде, из соседней комнаты доносится тихий стон, и я чуть не прыскаю со смеху. Я понимаю, что это, скорее всего, не то, что рисует мое мужское воображение, но я далек желания прерывать приятные фантазии, находясь в плену ночного кошмара.
По очереди
Если я заставлю ее покраснеть, как далеко распространится ее румянец?
Окрасит ли он верхнюю часть ее груди…
До моих ушей доносится еще один стон.
– Что ты там делаешь, Би?
– Собаку мордой вниз.
Подожди, что?
Мои глаза прищуриваются, я ухмыляюсь.
– Это дети так называют в наши дни?
Наступает пауза, затем раздается характерный скрип, когда она опускается на свою кровать.
– Что?
– Я слышал разные названия… потереть фасолинку, погладить киску, подрочить. Но «собака мордой вниз» - это…
Раздается глухой стук.
– …креативно.
– Я едва сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться при этом слове.
– Ты уверена, что делаешь все правильно?
– Ты издеваешься?– Это самая громкая фраза, которую я слышал от нее с тех пор, как мы стали вынужденными соседями.
– Осторожно, Роджер может услышать и застукать тебя со спущенными штанами.
Стук. Потом еще один.
– Это асана из йоги. Я пытаюсь избежать атрофии, а не… - Она хмыкает.
– Ты просто невероятен.
– Слушай, я мужчина, а по ту сторону стены - голая женщина. И что ты в меня кидаешь?
– Я не голая.
– Она явно раздражена, а я явно превращаюсь в двенадцатилетнего подростка.
Иисус.
– Это был «Похотливый дровосек».
Она бросает в меня свое женское порно. Я не могу перестать смеяться.
– Я насчитал три удара. Что там было еще?
– «Ласки в лунном свете» и «Двенадцать рыцарей страсти». Надеюсь, ты доволен собой. Я могла повредить их, а они даже не задели твою крепкую голову.
Я притворно вздыхаю.
– Только не «Двенадцать рыцарей страсти»!
– Чедвик и Алессандра - мои любимые.
– Ты должна убедиться, что с ними все в порядке. Жизнь в шестнадцатом веке и без того достаточно трудна, чтобы их швыряли в стену.
Я понимаю, что стою перед камерой с нелепой ухмылкой на лице. Роджеру, должно быть, интересно, что я обсуждаю с его любимой девушкой. Я подумываю подмигнуть ему и сделать непристойный жест, но останавливаю себя.
– Посмотрим… - Эверли хмыкает, перелистывая страницы, а я представляю ее стоящей по ту сторону стены без штанов.
– Ну вот… - С громким вздохом, который служит драматическим вступлением, она превращается в персонажа из другого времени и другого
– Чедвик… - Облизнув губы кончиком языка, Алессандра опустила взгляд к его губам. Внутри у нее все сжалось от желания.
– Тебя когда-нибудь целовали?
С любопытством ожидая, к чему это приведет, я откидываюсь назад и позволяю интонациям ее голоса увлечь меня за собой.
– Его кадык дернулся, он закрыл глаза. Когда он снова открыл их, его рука двинулась вверх по ее руке, мимо плеча и запуталась в каштановых кудрях. Сжав их в кулак, он коснулся ее лба и прошептал, - в своих мечтах я целовал тебя бесконечное количество раз.
– Пожалуйста, скажи мне, что женщины ищут в мужчинах не это, - стону я.
Мой рассказчик шикает на меня.
– Алессандра потянулась вперед и прижалась к его губам, отчаянно желая воплотить его мечты в жизнь. Она никогда раньше не поступала так смело, но, когда дело касалось любви, трусости не было места. Сдержаться было невозможно.
– Не сдерживайся, Алессандра.
Эверли прочищает горло.
– Застонав с дикой самозабвенностью, Чедвик мгновенно приоткрыл губы, его язык был жадным и голодным. Требовательным. Алессандра забралась к нему на колени, обхватила руками за шею, и их губы занялись прекрасной любовью. Она целовала его со страстью и нежностью, обхватив его щеки ладонями и лелея его, как он того заслуживал. Его возбуждение, твердое, как стальная труба, дразнило место между ее бедрами, заставляя стонать от желания.
– Ты действительно только что сравнила его член со стальной трубой?
– Не перебивай. Я хочу убедиться, что с ними все в порядке.
– В ее голосе звучит едва сдерживаемое веселье.
– И это были слова Алессандры, а не мои.
– Алессандра, - с вожделением прошептал он, отстраняясь, чтобы перевести дух.
– Мы поступаем глупо. Это погубит нас.
Она поцеловала его нижнюю губу один раз, затем второй.
– Если бы мне пришлось выбирать между этим или чем-то еще в мире, я бы предпочла быть влюбленной дурой.
Я прерываю этот слащавый диалог несколькими медленными хлопками.
– Кажется, у них все в порядке. Мы должны оставить их наедине.
Ладно, слушать ее довольно увлекательно, и я, возможно, не против, чтобы она продолжала, хотя и не признаюсь в этом. Точно так же, как я никогда не скажу, что ее смех напоминает мне нежный перезвон ветряных колокольчиков в весенний день.
Я закрываю глаза.
Прижавшись ухом к стене, я едва улавливаю серию звуковых сигналов, предшествующих тихому щелчку моей двери. Она открывается, и прежде чем я успеваю сориентироваться, в мое пространство стремительно вторгается воплощение сатаны, облаченное в пурпурный атлас, с серебристыми волосами и чистым садистским злом на лице.