Необратимость

Хартманн Дженнифер

Подперев щеку рукой, я смотрю на красную перегородку рядом с собой.

– Айзек?

Тишину нарушает тихий звон.

– Хм…

– Мне не спится.

– Поздравляю, теперь и мне тоже.

Я падаю обратно на кровать, испуская вздох, от которого мои распущенные кудри взлетают вверх.

– Хочешь поиграть в игру?

– Нет.

– Двадцать вопросов или что-то в этом роде. Ты же любишь вопросы.

– Не так сильно, как спать.

– Никогда-никогда?

Айзек ворчит что-то бессвязное, его цепь дребезжит

все громче, когда он вертится. Он раздражен. Мне все равно.

– Конечно, - отвечает он тоном, более плоским, чем сдувшийся воздушный шарик.
– Никогда еще я не хотел заснуть так сильно, как сейчас.

Я поджимаю губы, накручиваю прядь волос на указательный палец, а затем переворачиваюсь на спину.

– Отлично, - говорю я, засовываю пальцы ног под одеяло и устремляю взгляд вверх.
– Спокойной ночи.

Потолок словно оживает от движущихся теней. Черные и алые силуэты. Я щурюсь, скучая по потолочному вентилятору из красного дерева над моей кроватью. Я следила за вращающимися лопастями, пока не проваливалась в мир снов, а рука Джаспера обхватывала меня за талию и прижимала к себе.

Я скучаю по этому. Мне так многого не хватает.

По мере того как проходят минуты, скука нарастает, заставляя меня нервничать. Я сажусь, собираю свою копну волос и перекидываю ее через одно плечо, чтобы заплести косу. Я закрепляю ее блестящей сиреневой лентой для волос, подаренной мне Роджером. Но это занимает всего две минуты, и мне снова становится скучно.

Я вздыхаю.

Перегнувшись через матрас, я тянусь за книгой, зная, что едва смогу разобрать слова при таком тусклом освещении.

Чтение помогает, когда мой мозг не хочет отключаться.

Я перечитывала эти книги бесчисленное количество раз, но всегда находила в них что-то новое. Иногда я представляю себя на месте главной героини. Знатной дамой эпохи Регентства, бедной девушкой из маленького городка или русалкой, плывущей в шторм.

Я готова оказаться где угодно, только не здесь.

Но когда переворачивается последняя страница, я возвращаюсь в эту камеру пыток. В эту одинокую, пустую камеру. И в этот момент мне всегда становится хуже.

Я приподнимаюсь, прислоняюсь спиной к стене, и подношу книгу прямо к лицу. Слова расплываются и путаются, пока я пролистываю главу, наполненную эротической сценой.

Нежные ласки, расплавленный жар, пьянящие стоны. Пульсирующие стержни и влажные центры.

Мой нос морщится.

Прикусив губу, я опускаю книгу на колени и поднимаю взгляд.

– Ты скучаешь по сексу?

Долгая пауза.

Чем дольше она тянется, тем больше я сомневаюсь в себе.

Но я не стесняюсь своего вопроса, и не похоже, что мне когда-нибудь придется смотреть в глаза этому мужчине. Что-то подсказывает мне, что он тоже не стесняется.

Наконец он отвечает:

– А ты?

В его тоне есть намек на улыбку. Если бы только он мог проявить свои первоклассные способности по уклонению

от ответов, чтобы вытащить нас отсюда.

– Да.

– Продолжай.

– Я читаю сексуальную сцену.

– Как ты читаешь в темноте?

– У меня есть светодиодная лампа, - говорю я ему.
– Это лампа для выработки витамина Д - правда, не стеклянная. Теперь я живу здесь, и в моем мире нет солнца.

Цепь Айзека начинает двигаться, когда он приближается к стене, вновь заинтригованный сменой темы. Типичный мужчина.

– Почитай мне.

Я опускаю взгляд на страницы и морщусь, просматривая короткие абзацы, наполненные каменной эрекцией, ноющими ядрами и трепещущей грудью.

Разве груди трепещут?

– Я не знаю.
– Захлопнув книгу, я бросаю ее на матрас и откидываюсь назад.
– Не думаю, что это твоя чашка чая.

– Мм. А какой, по-твоему, мой любимый?

– С виски или бурбоном. Эти персонажи предпочитают пить чай с теплым нежирным молоком.

Я слышу тихий смешок, доносящийся из-за стены.

– А какой чай любишь ты?

Меня охватывает нерешительность. Я подтягиваю ноги, скрещиваю их и упираюсь головой в стену. Мои щеки вспыхивают, пока я обдумываю ответ.

– Используй свое воображение.

Он отвечает не сразу.

Я уверена, что он сейчас фантазирует обо мне, и от этой мысли у меня учащается сердцебиение.

Я флиртую?

Чувство вины наполняет мою грудь. Я думаю о Джаспере. Его нежных прикосновениях, ласковых объятиях, любви, сочащейся из каждого слова, из каждого мягкого поглаживания его руки. Он лелеял меня. Обожал меня. Но что-то темное, предательское внутри все еще требовало большего.

Я бы отдала все, чтобы снова оказаться в его объятиях и ценить то, что у меня есть.

– Расскажи мне историю, Пчелка.

Голос Айзека становится хриплым, низким, насыщенным подтекстом, что вызывает покалывание внизу живота. Что-то давно умершее, сморщенное и гнилое.

– Готов поспорить, что ты сможешь придумать что-нибудь получше ванильных приключений Алессандры и Чедвика, - добавляет он.

Сглотнув, я притворно обижаюсь.

– Я не буду вести с тобой пошлые разговоры.

– Дико разочаровывает.

В его низком голосе есть поддразнивание, но даже это не избавляет меня от странного чувства, которое пульсирует в груди и животе.

Я ненавижу это.

Я принимаю это.

– Хорошо.
– Я сжимаю подол своей ночной рубашки двумя руками и прерывисто выдыхаю.
– Была одна девушка. Ее звали… Хлоя.

– Опиши ее.

Нервная энергия течет по моим венам, но не та, что вызывает страх. Не та тревога, которая преследует меня здесь, когда я слушаю крики и страшные стоны, которые эхом разносятся по коридорам и леденят мою кровь.