Неуютная ферма

Гиббонс Стелла

Сиф тихо, злорадно хохотнул. Нечто звериное пульсировало в его смехе, словно биение жилок под крысиным мехом. Автомобиль как раз остановился у ворот, и Сиф, перегнувшись через Флору, указал пальцем в сторону дома.

Флора глянула туда и с дрожью отчаяния увидела, что окна фермы ярко освещены.

Глава 16

Вероятно, «ярко» – чересчур сильное слово. Свет, горевший в окнах фермы «Кручина», безусловно, наводил на мысль о трупных огоньках и вокзальных залах ожидания. Однако в сравнении

с непроглядной тьмой, в которую была погружена округа, он выглядел почти приветным.

– О Боже, – выговорила Флора.

– Это бабушка! – шепнула Эльфина, побелев как полотно. – Значит, она решила устроить семейный праздник именно сегодня.

– Чепуха! Какие могут быть праздники в «Кручине»! – Флора достала из сумочки деньги, вылезла из авто, потянулась, вдохнула сладостный ночной воздух и протянула деньги шоферу. – Вот. Спасибо вам большое. Все было замечательно. Доброй ночи.

Шофер почтительно поблагодарил ее за щедрые чаевые, дал задний ход, развернулся и поехал обратно в город.

Свет фар скользнул по колючей изгороди и по траве, на мгновение залив их мертвенно-зеленой бледностью.

В гробовой тишине было слышно, как шофер прибавил газ.

Затем уютное ворчание мотора начало удаляться и постепенно растаяло в огромности ночного безмолвия.

Флора, Эльфина и Сиф зашагали к дому.

Освещенные окна смотрели выжидающе. В них чудилась скабрезная усмешка, будто на лицах старых сутенеров в кафе на Холборнском виадуке. Слабый ветерок шнырял в гнилых досках, шуршащим шлейфом скользил по замшелой черепице. От колючих изгородей шел беззвучный ток растительной жизни, но легче от этого не становилось.

– Да, это бабушка, – мрачно проговорил Сиф. – Она устроила поверку.

– Что такое поверка, – раздраженно спросила Флора, – и чего ради ее надо устраивать в половине второго ночи?

– Раз в год бабушка нас пересчитывает. Мы, Скоткраддеры, отличаемся буйным нравом. Некоторые сталкивают других в колодец. Кто-то умирает от родов, кто-то от пьянства, кто-то сходит с ума. Да и вообще нас много, трудно за всеми уследить. Раз в год бабушка собирает всех и считает по головам, чтобы узнать, сколько умерло за год.

– Тогда меня она может исключить. – Флора подняла руку, чтобы постучать в дверь, и тут ей пришла в голову неожиданная мысль. – Сиф, а ты догадывался, что бабушка устроит свою гнусную поверку именно сегодня?

В темноте блеснули белые зубы Сифа.

– Может, и догадывался.

– В таком случае ты редкостный поганец, – с жаром проговорила она, – и я желаю твоим водяным крысам сдохнуть. Держись, Эльфина. Тебе лучше молчать. Говорить буду я.

И она постучала в дверь.

Тишина, струившаяся им навстречу, была осязаемой. Она обладала звучанием. Она подавляла и принуждала, лишала воли и диктовала условия.

Ее нарушили тяжелые шаги. Кто-то шел через кухню в подбитых гвоздями сапогах. Загремели засовы. Дверь медленно отворилась. За нею стоял Урк. Его искаженное лицо казалось маской театра Но: маской похоти, злобы и ненависти.

Флора услышала у себя за спиной испуганное дыхание Эльфины и протянула руку, в которую та судорожно вцепилась.

Большая кухня была полна людьми. Все молчали, озаренные алыми отблесками камина. Флора различила Амоса, Юдифь, наемную прислугу Мириам, Адама, Ездру, Кипрея, Сельдерея, Ананию, Азарию и нескольких работников. Они образовывали полукруг, в центре которого располагалась фигура, сидящая напротив камина в кресле с высокой спинкой. Пляшущий огонь и тусклая лампа наполняли углы рембрандтовскими тенями. Другие тени колыхались на потолке – гротескно увеличенные силуэты Скоткраддеров.

Навстречу свежему ночному воздуху плыл тошнотворно сладкий аромат. Вначале Флора не поняла, откуда он идет, потом сообразила, что от жара раскрылись длинные розовые бутоны живохлебки. Венок, которым украсили портрет Нишиша Скоткраддера, был усыпан огромными белыми цветами; их острые лепестки отогнулись, обнажив бесстыдное нутро, откуда волнами растекалось приторное благоухание.

Все смотрели на прибывших. Тишина была настолько тяжелой, что, казалось, воздух не выдержит ее веса. Неугомонная пляска света и тени на лицах Скоткраддеров подчеркивала их странную неподвижность. Флора пыталась решить, на что похожа кухня, и пришла к заключению, что на комнату ужасов в музее мадам Тюссо.

– Добрый вечер, – проговорила она, переступая порог и снимая перчатки. – Так вся честная компания в сборе? Это Воротила там в углу? Ой, прошу прощения, теперь вижу, это Иеремия. Бутербродов, случайно, не осталось?

Ее слова немного ослабили напряжение. Скоткраддеры начали проявлять признаки жизни.

– Еда на столе, – бесцветным голосом прошелестела Юдифь, выходя вперед; ее горящий взор был устремлен на Сифа. – Но прежде, дочь Роберта Поста, познакомься со своей тетей Адой Мрак.

И она взяла Флору за руку (та порадовалась, что сняла чистые перчатки) и подвела к фигуре в кресле с высокой спинкой.

– Мама, – сказала Юдифь, – это Флора, дочь Роберта Поста. Я вам про нее говорила.

– Добрый вечер, тетя Ада, – любезно проговорила Флора, протягивая руку.

Однако тетя Ада не ответила, лишь крепче сжала в пальцах «Еженедельный бюллетень молокозаводчика с рекомендациями по содержанию крупного рогатого скота» и тихо, без всякого выражения, произнесла:

– Я увидела в сарае нечто мерзкое.

Флора вопросительно глянула на Юдифь. Остальные члены семейства, пристально наблюдавшие за происходящим, испуганно зашептались.

– Она сегодня плоховато соображает, – сказала Юдифь, невольно косясь на Сифа (тот в углу жадно уплетал холодную говядину). – Мама, – проговорила она громче, – вы меня узнаете? Это Юдифь. Я привела Флору Пост, дочь Роберта Поста.

– Нет. Я увидела в сарае нечто мерзкое, – повторила тетя Ада Мрак, беспокойно поводя глазами. – Это случилось жарким полднем… шестьдесят девять лет назад. Когда я была не больше болотной паички. И я увидела в сарае нечто ме…