Невероятный сезон
Шрифт:
Мечта Талии о разговоре тет-а-тет с мистером Дарби умерла быстрой и ужасной смертью.
– Калли не любит музеи, говорит, что не выносит вида мертвых вещей и бездушных скульптур. – Возможно, если бы Калли не поехала, Адам посчитал бы себя обязанным остаться с ней.
– Это было бы хорошо для нее. Во всяком случае лучше, чем скучать в гостиной среди пустых разговоров. Грации это тоже понравилось бы.
Но Грация, как оказалось, не смогла бы отправиться в музей вместе с ними, так как приняла приглашение одного из денди покататься в экипаже.
– Жаль, что не получится пойти, – сказала она задумчиво. –
Таким образом, в четверг днем Адам, Талия и Калли вышли из наемного экипажа перед знаменитым музеем, расположенным в Монтегю-хаусе на Грейт-Рассел-стрит в Блумсбери. Когда они прошли через двойные двери атриума, Эмма Дарби поспешила поприветствовать их, а за ней следовал ее брат.
Адам остановился на пороге.
– Черт возьми. – Он сердито посмотрел на Талию. – Если ты надеялась на свидание с этим джентльменом, тебе не повезло.
– Что я решаю делать, тебя не касается.
– Ты права, но… как твой друг и будущий шурин я проявляю интерес к твоему благополучию.
– То, что ты интересуешься моей жизнью, не дает тебе права диктовать мне, как поступать, – сказала Талия, когда брат и сестра Дарби подошли к ним.
– Вы выглядите немного раскрасневшимися, – заметила Эмма. – Все хорошо?
– Боюсь, у меня немного болит голова, – ответила Калли.
– Сюда, я попрошу одного из гидов принести вам немного вина. Через несколько мгновений вы будете в полном порядке. – Мистер Дарби подозвал стоявшего рядом служащего, усатого мужчину среднего возраста, который отправился выполнить поручение.
Адам наклонился к Калли.
– Жаль, что ты плохо себя чувствуешь. Хочешь, чтобы я отвез тебя домой?
«Пожалуйста», – подумала Талия.
– И мне жаль, что я не Талия, но каждый должен нести свое бремя.
Талия съежилась от бестактного замечания и заметила потрясение на лице Адама. Калли сделала усилие, чтобы улыбнуться.
– Прошу прощения. Я сегодня несколько не в духе.
Гид вернулся с чашкой, которую предложил Калли. Талия надеялась, что это поможет: у сестры была, к несчастью, склонность изображать из себя мученицу, когда она чувствовала себя уязвленной. Напиток, казалось, поднял ей настроение настолько, что она смогла присоединиться к остальным. Они миновали библиотеку на нижнем этаже и поднялись по широкой лестнице. Этажом выше обнаружились комнаты, полные экспонатов, в том числе – нескольких животных, которых Талия никогда не видела, кроме как на картинках: длинноногих жирафов из Африки, носорога с грозным рогом.
– Грации бы это понравилось, – заметил Адам, оглядываясь.
– Ты думаешь? – спросила Калли. – Бедные животные. Я бы не хотела, чтобы после смерти меня чучелом выставили на всеобщее обозрение.
– Согласна с вами, – сказала Эмма Дарби.
Мистер Дарби поймал взгляд Талии и улыбнулся ей, веселясь. Она ответила улыбкой, и внизу живота у нее зародился приятный нервный трепет.
Когда Калли, Эмма и Адам прошли в соседнюю комнату, Талия задержалась у стеклянной витрины с радужными жуками, мерцающими на свету, словно россыпь драгоценных камней. Мистер Дарби подошел и встал так близко от нее, что их руки соприкоснулись.
Талия сказала:
– Интересно, что придает их крыльям такой цвет и какой цели это может служить?
– Верно, – ответил мистер Дарби. – Но только подумайте, чему мы учимся в обществе. Те особи, которые чаще привлекают внимание, и есть хищники. – Он легко провел пальцем в перчатке по ее предплечью, оставив приятное покалывание на коже. – Вы, мисс Обри, определенно обращаете на себя внимание.
Талия рассмеялась.
– Хотите сказать, я хищник?
– Вы слишком хорошо воспитаны, чтобы охотиться открыто, но думаю, у вас есть внутренний голод, амбиции и желания, которыми обладают лишь самые страстные люди.
Она улыбнулась, довольная, что он заметил в ней это.
– А вы?
Он шагнул ближе.
– О, я определенно хищник. – Его теплое дыхание коснулось ее уха, и она вздрогнула.
– Талия! Ты идешь? – Адам стоял в дверях, наблюдая за ними, и она неохотно отстранилась от мистера Дарби, чтобы проследовать за остальными.
Пока они проходили через ряд комнат, Талия задерживалась так часто, как только могла, изображая интерес, которого на самом деле не испытывала, чтобы мистер Дарби оставался с ней. Несколько фактов она запомнила, чтобы пересказать их Грации, но больше всего ее внимание привлекал мистер Дарби: то, как он наблюдал за ней, как горели его глаза, когда он поддразнивал ее, как он убирал локон с ее щеки. Его легкий одеколон дразнил ее, смесь лаванды и цитруса. Она поймала себя на том, что жалеет о правиле появляться на публике в перчатках, ей хотелось знать, как это – ощутить прикосновение его пальцев на коже, и от этой мысли по ее телу разлилось тепло.
Они поднялись вслед за остальными на еще один лестничный пролет в галерею, где хранились самые знаменитые коллекции музея: Мраморы Элгина, недавно приобретенные в Греции, и Розеттский камень.
Они миновали нишу, в которой стояла одна скульптура, и мистер Дарби поймал ее за руку и потянул в тень, отбрасываемую безголовой женщиной в струящемся платье. Он запечатлел поцелуй на костяшках ее пальцев, затем – второй на запястье, между перчаткой и длинным рукавом дневного платья. Его дыхание обожгло ее кожу.
– Мистер Дарби! Кто-нибудь нас увидит. – Но, протестуя, Талия все же не отстранилась.
– Вас это беспокоит? Вам нечего бояться своих спутников… Эмма согласилась отвлечь вашу сестру и ее сопровождающего, насколько это возможно.
Талия медленно вздохнула, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. Возможно, все произошло слишком быстро – она была знакома с мистером Дарби… Джеймсом всего несколько недель. Но все в нем казалось правильным. Они подходили друг другу по темпераменту и уму, и когда она была с ним, становилась лучшей версией себя. Яркой, искрящейся, забавной. Не той маленькой раздражительной ворчуньей, которой она была в последнее время с Калли и Адамом. Талия никогда не встречала никого, кто заставлял бы ее чувствовать себя так, как Джеймс. В детстве она наблюдала, как Калли то попадала в переделки, то выходила из них, и задавалась вопросом, может, с ней что-то не так, потому что она не краснела при упоминании какого-нибудь молодого человека и не лезла из кожи вон, чтобы найти способ встретиться с ним в деревне. Она никогда не хотела, чтобы кто-нибудь прикасался к ней, не говоря уже о поцелуях.