Невероятный сезон
Шрифт:
– В Королевское общество поступило несколько жалоб на джентльменов-дилетантов. Я хотел, чтобы моя работа оценивалась по ее достоинствам, а не по имени моего отца.
Сердце Грации сжалось. Все хуже и хуже. Она не могла винить его за подобный поступок, слишком хорошо зная, каково это, когда твой ум не ценят.
Она сглотнула.
Мистер Левесон кивнул в сторону журнала.
– Я надеялся, вы сможете просмотреть статью сейчас, чтобы мы обсудили ее вместе.
Господи боже, неужели он думал, что она начнет читать это здесь? Она не могла. Лицо выдало
– Боюсь, мама сочтет невежливым, если я буду игнорировать гостей ради чтения. – И неважно, что она постоянно так делала. – И к тому же мне будет неловко читать при вас.
Мистер Левесон кивнул, соглашаясь.
– Тогда поговорим о статье в другой раз. С нетерпением жду этого.
Их разговор переключился на недавно открытую художественную выставку. Мистер Левесон, как всегда, был обаятелен и интеллигентен. Но время, проведенное с ним, стало для Грации пыткой. Даже когда она улыбалась, смеялась и отвечала на вопросы, мысль о ее предательстве отдавалась в пульсе. Вероятно, мистер Левесон заметил, как она рассеяна, потому что через несколько минут спросил:
– С вами все в порядке, мисс Элфинстоун?
– Да, все хорошо, – ответила она. – Только, кажется, я и полминуты не могу сосредоточиться на одной теме. Возможно, я слишком долго просидела взаперти.
Она пожалела, что не прикусила язык, как только сказала это. Теперь мистер Левесон подумает, что она напрашивается на еще одно предложение покататься. Или намекает на новый поцелуй.
Но он сказал лишь:
– Тогда я вас больше не задерживаю.
Грация смотрела, как он уходит, чувствуя себя несчастной. Она хотела бы, чтоб он остался, но в то же время желала, чтобы он ушел, и понятия не имела, что делать со столь противоречивыми чувствами.
Мистер Дарби задержал его, пригласив присоединиться к вечеру в Воксхолле, и глупое сердце Грации подпрыгнуло, когда он согласился. Почему ее сердце не могло понять того, что знал разум, – между ними не может быть ничего? И следующая их встреча принесет только боль, потому что мистер Левесон хотел бы услышать ее мнение о проклятой статье.
Он возненавидит ее, когда узнает, что она сделала.
И о, он ей действительно нравился. Он не был тем высокомерным, полным презрения человеком, каким показался вначале, хотя в одном она не ошиблась. Он был горд, хотя и гордился своим умом, идеями, которые культивировал, а не богатством или вещами. И она собиралась выставить на посмешище единственный заботящий его предмет – его научную работу.
Она должна отозвать то письмо.
Днем, улучив несколько минут между визитами и переодеванием к ужину, Грация спешно написала записку в Королевское общество, сообщив, что переосмыслила отзыв на статью о Ламарке. «Если вы согласитесь, – писала она, – я внесу изменения в эссе и отправлю его обратно. Но в настоящем виде это не может быть опубликовано».
Прошла неделя, а ответа так и не последовало.
Мистер Левесон пришел снова, и Грация разочаровала его, сославшись на
Наконец, она собрала все свое мужество, взяла горничную Мэри и решила бросить вызов самому Королевскому обществу. Две женщины поехали в экипаже до Стрэнда, где высадились у большого особняка в неоклассическом стиле, в котором размещалось общество, а также Королевская академия искусств и Общество древностей.
Они вошли в большой вестибюль, направляясь в восточное крыло. Там Грации пришлось остановить проходившего мимо джентльмена, чтобы спросить, где она может найти отдел Философских трудов.
Его указания привели ее к кабинету, дверь в который была приоткрыта. Заглянув внутрь, она увидела неопрятную, но, что более важно, пустую комнату.
– Что же нам делать, мисс? – спросила Мэри.
Грация вздохнула.
– Полагаю, следует подождать.
Она не хотела ждать. Они уже привлекли нежелательное внимание и косые взгляды ученых, которые, похоже, считали, что их территория осквернена присутствием женщин. Но потом она подумала, что почувствует мистер Левесон, когда ее письмо будет опубликовано, и подкатившей дурноты было достаточно, чтобы убедить ее не уступать.
Прошло примерно двадцать минут, прежде чем к ней подошел худощавый джентльмен средних лет.
– Могу я вам помочь? – спросил он холодным тоном, который наводил на мысль, что он предпочел бы, чтоб она ушла.
– Да, – твердо сказала Грация. – Я хотела бы узнать о письме, которое будет опубликовано в вашем новом номере… Ответ на работу «Л. М.» об «Естественной истории» Ламарка.
– О да, – сказал он, слегка улыбнувшись. – Я помню это эссе. Что вы желаете узнать?
– Я намереваюсь отозвать это письмо. Я переосмыслила некоторые аргументы, его нужно переписать перед отправкой в печать… если оно вообще будет опубликовано.
Узкие брови джентльмена приподнялись.
– Вы хотели бы отозвать письмо? Моя дорогая юная леди, мы не публикуемся по прихоти светских дам.
Грация почувствовала, как вспыхнули щеки.
– Боюсь, вы меня неправильно поняли. Я автор… Г. Элфинстоун…. и настаиваю, чтобы письмо было изъято. Я больше не придерживаюсь выводов в том виде, в котором они изложены.
– Я в это не верю, – сказал мужчина. – Ни одна юная дама не могла написать такую статью. В ней сквозит элегантный, линейный мужской ум.
– И все же ее написала я, – настаивала Грация, и ее сердце упало. Лишилась ли она шанса на публикацию в будущем, ведь теперь им известно, кто она? Неважно… это необходимо сделать. – Почему же это невозможно? В вашем журнале уже публиковались работы женщины, Каролины Гершель.
– Ах, да. Но не многие женщины достигают уровня мисс Гершель.
– Я не стремлюсь к ее уровню, – сказала Грация, пытаясь собраться с духом. – Я только хочу, чтобы вы изъяли мое письмо из следующего номера вашего замечательного журнала.