Невероятный сезон

Ивз Розалин

Она оказалась не готова к этому. Еще нет. Когда пальцы Джеймса потянулись к тонкой ленте, стягивающей перед ее платья, она отстранилась.

– Джеймс, кучер…

– В закрытом экипаже кто нас увидит? И за стуком колес ничего не будет слышно. – Он снова наклонился поцеловать ее, на этот раз более нежно, коснувшись ее губ. – Все в порядке, – прошептал он ей в губы. – Тебе нечего бояться. Обещаю, тебе понравится.

Она отстранилась, пересев на сиденье напротив.

– Пожалуйста, – сказала она. – Не сейчас. Мне неудобно… в карете… – Она прикусила губу, пытаясь определить, что за чувства переполняли

ее. Она посмотрела на Джеймса, испугавшись, что, возможно, обидела его.

Но легкая улыбка тронула его губы.

– Я на мгновение забыл, насколько ты невинна. Не стану дразнить тебя сейчас. – Настойчивый огонек в его глазах намекал на что-то позже.

Талия достала из дорожной сумки сборник стихов и начала читать вслух, слова образовывали хрупкий барьер между ней и Джеймсом, хотя она не могла сказать, для чего он понадобился. Джеймс откинулся на подушки и расслабился, а Талия читала до тех пор, пока ее руки не перестали дрожать – от неожиданности, говорила она себе, – а голос не охрип.

Когда золотистый свет весеннего вечера наполнил экипаж, они остановились перед деревенской гостиницей, простым двухэтажным домом с побеленными стенами. Талия не знала, где они находятся, но была рада, что смогла наконец выйти из тряской кареты и размять ноги. Мальчик-слуга отнес их багаж в дом, а кучер повел лошадей к конюшням.

Пока Джеймс договаривался с женой хозяина гостиницы, горничная сопроводила Талию в комнату на втором этаже с единственным окном, выходящим на дорогу. Комната была чистой, хотя и скудно обставленной: двуспальная кровать под белым покрывалом в центре, белые льняные занавески на окне и простой столик рядом с кроватью, над которым висел умывальник и маленькое овальное зеркало.

Талия подошла к умывальнику. Сняв шляпку, положила ее на стол, затем, позволяя локонам рассыпаться по спине, начала вынимать из волос заколки, которые оставались там с вечера в Воксхолле. Она вздохнула, потянулась и ущипнула себя за бледные щеки. Возможно, она могла бы заказать ужин в комнату, вместо того, чтобы снова выходить на улицу? Кто бы мог подумать, что побег окажется столь изнуряющим делом?

Кто-то постучал в дверь, и Талия обернулась, готовая сказать горничной, что ей ничего не нужно. Но вошла не горничная, а Джеймс. Талия вспыхнула, ее рука потянулась к распущенным волосам.

– Джеймс, ты не должен… – Она замолчала в растерянности. Если он станет ее мужем, несомненно очень скоро увидит ее с распущенными волосами.

– Не должен что? – спросил он с весельем. – Находиться в комнате, которую мы разделим?

– Разделим? – эхом отозвалась Талия, и внутри у нее все сжалось. – Я думала… – Она замолчала, пытаясь разобраться в странных чувствах, переполнявших ее.

Джеймс, все еще улыбаясь, подошел ближе. Он отвел прядь волос с ее плеча и поцеловал в основание шеи, там, где ткань платья соприкасалась с кожей. Дрожь пробежала по ее телу – и не только от удовольствия.

– А почему бы нам не остановиться в одной комнате? Мы убежали вместе, и это намного экономнее. Я сказал хозяйке, что мы женаты, если тебя беспокоят приличия.

– Конечно, – сказала Талия. – Только…

– Только это не то, к чему ты привыкла, – ответил он. – Я понимаю. Но все будет прекрасно… вот увидишь. Я люблю тебя, и ты любишь меня,

и это все, что имеет значение.

Он прав, подумала Талия, закусывая губу. Конечно, имело смысл разделить комнату, когда финансы Джеймса в столь плачевном состоянии. Тогда почему она чувствовала себя такой потерянной? Джеймс застал ее врасплох, вот и все. Слишком много требовалось осознать, мысль, что теперь они, вероятно, тесно связаны, тогда как она представляла себе эту близость лишь в неопределенном будущем, после свадьбы. Она могла бы оставить свои ожидания ради Джеймса, но это заняло бы больше времени, чем один день. Как бы сильно она его ни любила, но не была готова к столь решительному шагу.

Талия расправила плечи. Конечно, Джеймс поймет ее чувства, если она объяснит.

– Я не ожидала, что мы будем делить постель до замужества, – сказала она.

Джеймс коротко хохотнул. Он провел большим пальцем по ее подбородку, остановившись на губах.

– О, моя милая Талия. Я влюбился в тебя за твой ум и твое изысканное тело. Не порти все теперь, ведя себя по-мещански жеманно. Ты, должно быть, поняла из нашего разговора, что я не верю в брак. Почему закон или церковь должны придавать дополнительные обязательства нашей привязанности? Наша любовь – единственная необходимая клятва. У нас нет причин откладывать близость.

Талия отступила, скрестив руки на животе. Вела ли она себя по-мещански жеманно?

– Я полагала, ты говорил о браке, когда просил меня связать свою жизнь с твоей.

Казалось, его это забавляло. Он выглядел «покровительственно», Талия попыталась выбросить эти слова из головы. Джеймс не стал бы опекать ее, если любит.

– Мэри Годвин ушла с Перси Шелли по любви, – заметил он.

– Перси Шелли уже был женат, – ответила Талия. – Кроме того, после смерти его первой жены они с Мэри поженились. – Талия вспомнила, что случилось это через несколько недель после того, как его первую беременную жену нашли утонувшей. Как бы ей ни нравились стихи Шелли, она не могла восхищаться этой стороной его личности.

Джеймс покачал головой.

– Брак с ней лишь запятнал нечто прекрасное и чистое… это было потворство условностям, самопожертвование в угоду общественному мнению.

– Или, возможно, это обязательство что-то значило для них, – произнесла Талия, стараясь, чтобы ее голос звучал ровно. Джеймс не будет уважать ее, если она устроит истерику. Ей вспомнился их разговор в Воксхолле. Она говорила о браке, и Джеймс не поправил ее. – Тогда давай внесем ясность. Когда ты просил меня бежать с тобой, ты не собирался жениться на мне? Ты писал моему отцу?

– Я не хочу быть стреноженным, нет. Но собираюсь поклоняться тебе своим телом и одаривать всеми мирскими благами, которыми обладаю. Клочок бумаги, несколько слов, сказанных в церкви перед богом, в которого не верю, этого не изменят.

Он не ответил на ее вопрос.

– А мой отец?

– Это не имеет никакого отношения к твоему отцу, – заявил Джеймс с нотками нетерпения в голосе. – Это касается нас с тобой.

«Он никогда не писал моему отцу».

– А если я хочу выйти замуж? – Ее голос казался чужим. Через окно долетали звуки подъезжающей кареты, в кустах пел жаворонок.