Невероятный сезон
Шрифт:
– Не говори глупостей. Разве я не сказал только что, что брак ничего не меняет? Нам не нужно одобрение общества, чтобы любить друг друга. Ты выше этого, Талия. Умнее.
Он шагнул к ней, склонив голову, будто собираясь поцеловать ее, но Талия отступила.
– Джеймс, это… Мне нужно подумать. Не уверена, что готова к… – Она махнула рукой в сторону кровати. – К этому.
– О чем тут думать? Либо ты любишь меня, либо нет.
Действительно ли все так просто? С ней что-то не так, раз она не могла ясно видеть путь впереди? Но Джеймс солгал… или
Он потер лицо руками.
– Я собираюсь чего-нибудь выпить. Принесу и тебе. Надеюсь, что к тому времени, как вернусь, ты образумишься. Ты разочаровала меня, Талия. Я думал, ты отличаешься от других светских дам, но, возможно, ты такая же.
Он вышел из комнаты. Талия вернулась к зеркалу. Стыд пронзил ее, за ним последовал холод, который пробрал ее до костей. Возможно, в конце концов, она просто ханжа? Она провела щеткой по волосам и постаралась подумать. Ее мысли, казалось, вязли в патоке, медленные и вялые.
Она представляла жизнь с Джеймсом, где они уехали со скандалом, но в конце концов – вернулись в общество. Но если они будут жить вместе, не будучи женаты, пути назад нет.
О, она понимала, что то общество, в которое ввел ее Джеймс, не беспокоилось о том, женаты ли они. Но ее семье, друзьям… им было бы не все равно. Она не думала, что родители отрекутся от нее, но дома ее никогда не примут так, как раньше, не тогда, когда ее скандальная репутация может навредить младшим братьям и сестрам. Особенно сестрам.
Возможно, любовь стоила этой жертвы. Как она сказала Калли, ей не надо жертвовать своим счастьем ради чувств других.
Но…
Разве любящие не должны уступать друг другу? Идти на компромиссы? От Талии требовалось отказаться от убеждений и ожиданий в отношении будущего, от всех, кого она любила, даже от комфорта. От чего отказался Джеймс ради нее?
И тут, когда ее руки вцепились в край туалетного столика, ее осенило, что мужчине, который по-настоящему любит ее, было бы небезразлично, что она еще не готова к близости. Небезразлично, что брак что-то для нее значит. Он не стал бы отмахиваться от ее опасений, как от мещанских. Не стал бы лгать, чтобы убедить сбежать с ним. Что бы Джеймс ни испытывал к ней или думал, будто испытывает, это не любовь.
Осознание пронзило ее. Она любила Джеймса… возможно, часть ее всегда будет любить… но она не могла быть с ним. Не могла остаться и лечь с ним в кровать, когда он давал ей так мало надежды на будущее.
Талия не сумела заколоть волосы без посторонней помощи, поэтому заплела их в косу, затем взяла с кровати дорожную сумку. В кошельке у нее нашлось несколько мелких монет и одна фунтовая банкнота. Ей и в голову не пришло, что, возможно, придется самой финансировать путешествие. Если ей повезет, хватит денег на место в дилижансе, который идет в Лондон. Если повезет чуть больше, она поймает его прежде, чем Джеймс заметит ее отсутствие.
Она надела шляпку, прокралась вниз по лестнице и выскользнула во двор.
XXVI
Возвращение
Мне нравятся люди, которые могут улыбаться в беде, которые в тяжелом положении могут собраться с силами и стать храбрыми. Сжиматься – удел малых умов, если твоя совесть спокойна, следуй своим принципам до самой смерти.
Сообщив маме о побеге сестры, Калли проводила Грацию в свободную комнату – не было смысла отправлять ее в поместье Элфинстоунов, когда там оставалось всего двое слуг, остальные уехали в лондонский дом.
– Думаешь, мистер Дарби солгал Талии о том, что писал твоему папе? – спросила Грация, проходя через комнату к умывальнику и опрыскивая лицо водой, прежде чем зажечь свечу.
Калли села на кровать.
– Но зачем?
Грация нахмурилась.
– Не знаю.
Дрожь пробежала по телу Калли, отчего волоски на руках встали дыбом. Что-то страшно беспокоило ее. Была ли это ревность, ведь произошедшее прояснило чувства Адама к Талии? Неужели какая-то часть ее тайно, постыдно надеялась, что Адам вернется к ней, если побег Талии окажется успешным? Калли встряхнулась. Она не должна так думать. Ее единственной заботой должны быть безопасность и счастье сестры. Ее же могли подождать.
У нее скрутило живот. Она ненавидела ожидание и неизвестность. Калли встала, хлопнув в ладоши, будто так могла избавиться от страхов.
– Еще что-то нужно? Что-нибудь перекусить?
Кузина покачала головой, заверив, что хочет только прилечь.
В дверях Калли заколебалась. Сейчас она ничего не могла сделать для Талии, но не для кузины.
– Хочешь поговорить?
– О чем?
Грация не смотрела на нее, а продолжала разглядывать свое отражение в зеркале над туалетным столиком, теребя локон на виске.
– О чем угодно, – предложила Калли. – Возможно, о мистере Левесоне?
Грация повернулась к ней, сверкнув улыбкой. Слишком яркой.
– Тут нечего обсуждать. Он оказался не тем, за кого я его принимала. Мы поссорились, и я, вероятно, больше никогда не заговорю с ним.
Калли шагнула в комнату, вспомнив острую боль, пронзившую ее, когда Адам объявил, что едет за Талией. Она ни на секунду не поверила, будто эта размолвка не важна для кузины.
– Он меня не ранил, – фыркнула Грация.
Калли сделала еще шаг к ней.
– Ты обнимала меня сегодня в карете, когда я плакала. Если тебе нужно хорошенько выплакаться, я тут, рядом.
Грация покачала головой, и локоны запрыгали вокруг ее лица.
– Я отказываюсь рыдать из-за мистера Левесона, – заявила она, но слезы катились у нее по щекам.
Калли подошла и потянула Грацию за собой, чтобы усадить на кровать.
– Ну и отлично. Не рыдай из-за мистера Левесона. Но поплачь, если хочется. Возможно, ты почувствуешь себя лучше.