Невеста для монстра

Роуз Николь

В тот момент, когда я стал другим, это стало таковым.

Но сейчас мне так больше не кажется. Женщина рядом со мной наполняет его… надеждой. Она приносит свет во тьму.

— Куда мы направляемся? — спрашивает она, задавая еще один из своих бесконечных вопросов.

— Недалеко, — обещаю я, обнимая ее за талию и осторожно прижимая к себе.

Я говорю себе, что это для того, чтобы Далия не споткнулась, но это ложь. В саду кромешная тьма, это правда, но я хочу, чтобы она была рядом, потому что ее место возле меня. Потому что я обнаружил, что становлюсь ненасытным, алчным зверем, когда дело касается ее. Когда мои руки не прикасаются

к ней, я испытываю ревность ко всему, что осмеливается прикоснуться к ней вместо меня, будь то ее одежда или ее средства для уборки. И когда мои руки касаются ее, я ничего так не хочу, как чтобы они там находились постоянно.

— Человек-загадка, — говорит она. — Лучше бы, чтобы эта твоя тайна не привела меня к тому, что я разобьюсь насмерть, Дрейвен. Я ничего не вижу.

— Тогда закрой глаза, красавица.

Я провожу рукой по ее руке. А затем, поскольку меня сжигает желание, то я не могу устоять перед искушением, и обвиваю хвостом ее тело, и лаская кисточкой ее шею сбоку.

— Позволь мне хоть раз побыть твоим гидом.

Она издает хриплый, стонущий звук, который будет преследовать меня во снах.

Я стараюсь не смотреть в ее сторону, чтобы убедиться, выполнила ли она мои указания. Мои глаза быстро привыкают к отсутствию света, и мое зрение улучшается. Цвет проникает в мир, окрашивая его своей красотой, которой мне не хватает, когда солнце стоит высоко в небе или мешает искусственный свет. Ночью мир не кажется по-настоящему черным, о нет. Синий, фиолетовый, серебристый, серый, черный и белый цвета сливаются воедино, создавая фон для тысячи мерцающих звезд.

Зеленые поля простираются от одного конца Кричащего Леса до другого, полог осенней листвы шелестит на ветру над головой. Я воспринимаю каждый цвет так, как если бы солнце было гигантским шаром в небе. Но я не смотрю на Далию, пока нет.

Когда я увижу ее своим самым четким зрением — по-настоящему увижу ее, — я не хочу, чтобы это был мимолетный взгляд. Я хочу медленно поглощать ее. Вот как следует ценить искусство, не так ли? Медленно, и все тщательно обдумывать.

— Я не могу поверить, что ты играл на воображаемой гитаре.

С ее губ срывается слегка нервный смешок. Она не привыкла отказываться от контроля над своими чувствами или над собой. Я уверен, что она никогда не отдавала столько контроля такому мужчине, как я… и охотно последовала, в буквальном смысле, в темноту за кошмаром наяву.

Почему она следует за мной? Почему она позволяет мне прикасаться к ней руками?

Она — красота и грация, все яркое и сияющее в этом мире. А я — то, что находится взаперти в особняке в самом сердце леса. То, что хочет трахать ее до тех пор, пока она не начнет кричать так, что крыша вокруг нас рухнет. Я — чудовище, даже если она не считает меня таким. Я бы убил ради нее, сжег бы этот мир дотла ради нее.

И все же Далия следует за мной, держа свою руку в моей. Добровольно.

Пошла бы она за мной с таким желанием, если бы знала, как сильно я хочу преследовать ее под покровом темноты, как хищник, преследующий свою добычу?

— Есть много вещей, которых ты не знаешь обо мне, красавица, — рычу я, мой голос мрачный и опасный… мрачнее, чем я хотел.

— Да?

Улыбка в ее голосе дает мне понять, что она меня не боится. Я не знаю, что может напугать эту женщину.

— Я знаю больше, чем ты думаешь, Дрейвен Вудберн. Например, — она делает драматическую паузу, — я знаю, что ты прячешь алкогольные напитки от своей матери, хотя ты уже достаточно взрослый, чтобы пить их. Я также

знаю, что ты проводишь слишком много времени в одиночестве и, что ты далеко не так страшен, как тебе кажется.

— Мама не любит алкоголь, — протестующе ворчу я. — И мне нравится быть одному.

— Лжец, — тихо говорит она. — Ты притворяешься сварливым зверем, но на самом деле ты просто большой плюшевый мишка, не так ли?

— Нет.

— Я думаю, что так и есть.

— Плюшевый мишка не захотел бы наклонить тебя и трахать, пока ты не начнешь молить о пощаде.

— Ох. Ну что ж, — бормочет она и деликатно кашляет.

Мы пробираемся сквозь ровный ряд розовых кустов и выходим на поляну с противоположной стороны. Я делаю несколько шагов вперед, а затем отпускаю ее, пытаясь успокоить свое бешено колотящееся сердце. Мне не следовало этого говорить, но это правда. Я хочу ее каждое гребаное мгновение дня. На данный момент это почти пытка.

— Ты это серьезно? — тихо спрашивает она у меня за спиной.

Даже если я должен извиниться за то, что сказал это, я не могу лгать ей. Я не буду ей лгать.

— Да.

— Это не делает тебя монстром, Дрейвен. Это делает тебя мужчиной.

Далия приближается ко мне и под ее ногами тихо шелестит трава.

— Тебе позволено… хотеть того, чего ты хочешь. Тебе позволено хотеть меня.

Она подходит ко мне сзади, кладет руку мне на спину.

— Я чувствую то же самое по отношению к тебе.

— Далия, — стону я, вздрагивая в ответ на ее прикосновение… и из-за ее слов.

Мой член тяжелеет в штанах, мои яйца ноют, требуя освобождения. Я не просто хочу ее один раз или сейчас. Я хочу ее навсегда.

— Красавица.

— Посмотри на меня, Дрейвен, — шепчет она. — Именно поэтому ты привел меня сюда, не так ли? Чтобы ты мог видеть меня?

— Да, — рычу я. — Здесь, под ночным небом, мое зрение самое четкое. В доме я вынужден смотреть на тебя через пелену, а этого недостаточно. Я вижу тебя, но не так, как мне хочется. Я схожу с ума, не зная какой точный оттенок твоего румянца или каждой черты твоего лица. Когда тьма снова сомкнется вокруг меня, я хочу, чтобы в моей памяти остался твой образ.

— Тогда повернись.

Я медленно поворачиваюсь, отчасти боясь, что она исчезнет у меня на глазах, если я буду двигаться слишком быстро. Я ждал этого момента всю неделю. Теперь, когда он наконец пришел, я боюсь дышать слишком глубоко, чтобы не испортить его. Она — видение в темноте, более реальное, чем деревья вокруг нас или трава у меня под ногами. Ее волосы цвета полированной меди, а глаза бездонной синевы.

Мои художники никак не смогли бы изобразить ее правильно, когда я сам так ошибался. Она краснеет не розовым, а красным. Почти еле заметные веснушки рассыпаны по переносице. У нее пухлые и мягкие губы. Ее кожа такая светлая, что почти светится. Боже милостивый. Как ангел оказался в моем лесу, живя с таким неуправляемым зверем, как я?

У меня есть смутное подозрение, что именно поэтому мама привела ее сюда. Вот что она имела в виду, когда в тренажерном зале быстро пробормотала: «Я же тебе говорила». Она была слишком взволнована, увидев, как мы танцуем в тренажерном зале сегодня вечером. Мама коварна, надо отдать ей должное.

— Ты такая чертовски красивая, — шепчу я, протягивая руку, чтобы провести кончиками пальцев по щеке Далии.

— Спасибо.

Она поворачивает лицо, прижимаясь губами к моим пальцам. И затем она улыбается, загадочной, женственной улыбкой, которая зажигает мою кровь и заставляет меня страдать одновременно.