Невеста Лесовика

Соул Таня

Степан вздохнул, но спорить и переубеждать меня не стал. Знает, негодник, что виноват. Осталось только выяснить, в чём.

Сарафан невестин и рубаху со штанами для жениха принесли так быстро, будто под дверями ждали. Я даже присесть в сенях не успела. Ну точно во дворе где-то караулили.

Степан вошёл, за ним портниха, важная такая, будто службу несёт, и две девчушки-подмастерьи.

— Наряды готовы, — поклонилась мне для чего-то. Хотя повода, на мой взгляд, не было. Наверное, это мои дорогие одежды на неё такое воздействие оказывали. Ну, и то,

что жила я под одной крышей с царём. Иначе чего б ей кланяться?

Рубаху да штаны я думала отправить к царю в комнаты, а сарафан сходить к себе в опочивальню примерить да, может, взять с собой портниху, чтобы она там и оценила, сидит или не сидит. Но Степан меня зачем-то остановил.

«Нет», — говорит, — «так не положено». Как будто есть какой-то порядок примерки одежды молодожёнов другими людьми. «Вы», — говорит, — «переоденьтесь и выходите в царские палаты. Вас проводят». Куда проводят, зачем — всё это, по мнению Степана, было совершенно неважно. Потому что ни на один вопрос он толком не смог ответить. Блеял что-то невнятное и сарафан мне в руки пихал.

Озадаченная, я отправилась его надевать, а за мной увязалась одна девчушка-подмастерье. Скромная, беловолосая, с жидкой косичкой и конопушками. Почти молчаливо помогла мне переодеться в рубаху женскую и сарафан, а потом зачем-то принялась мне косу переплетать. Я даже и не успела возмутиться, а она старую уже расплела.

Навертела мне, вместо одной, две, ленты в них красивые опять же добавила, косники откуда-то из-за пазухи новые вынула. Да дорогие такие косники, камнями и бисером расшитые. Привязала их на кончиках кос.

А потом по-хозяйски полезла в сундук, стоявший в изножье моей кровати. И достала оттуда сначала кожаные сапожки — коих там ещё утром не было, — расшитый передник — не знаю, сколько его такой вышивали, но уж точно не седмицу — и кокошник. При виде кокошника я даже ахнула. Откуда такую роскошь в мой сундук занесло, ума не приложу.

У нас-то на селе своего кокошника не имелось, потому что дорого это. А из зажиточных у нас только одна семья. Мы на свадьбы обычно в соседнем селе кокошник одалживали. Не за просто так, за плату. И надеялись со временем хотя бы на один свой накопить, чтобы не ездить никуда перед свадьбами. Но уж больно дорого. И мастериц, кто умеет кокошники расшивать, уж больно мало.

У кого возможности одолжить кокошник не было, те надевали кичку расшитую. Она тоже красивая, но уже не то, конечно.

Тот-то кокошник, что мы одалживали, был уж не нов. Если приглядеться, видно, что слегка затёртый. А этот — будто никогда его не надевали. И красивый такой, белый весь. И бисер белый, и каменья. Глаз не отвесть.

— Мать моя, — прошептала я, когда эта девчушка с кокошником ко мне направилась. И даже разрешения спрашивать не стала, а принялась мне на голову его рядить. Закрепила, косы поправила. Передник на меня повязала. И сапожки передо мной поставила, чтобы я надела.

Я, как заворожённая, в сапожки нарядилась и поплелась из опочивальни в коридор, а оттуда в палаты, где царь обычно гостей

да просителей принимал. Иду, а в коридоре служки все по стеночке выстроились и кланяются. И эти туда же. Чего им ровно не стоится?

Проплыла я мимо них и у входа в палаты замерла. Никак не могла решиться. Сердце в груди колотилось как бешеное.

Глава 7

Девчушка, что за мной следом шла, подтолкнула меня легонько в спину, мол, решительнее. И я решилась. Шагнула в палату, а там, почему-то народ собрался. Немного, но было. И не служки какие, а то ли вельможи, то ли ещё кто важный. Одеты, в общем, были они хорошо.

А на другом конце палаты царь стоит. Тоже в жениховских одеждах — красная косоворотка с белой вышивкой, портки, те, что портниха принесла, и сапожки тоже кожаные, дорогие. Красив стоит, широкоплеч. Как ещё косоворотка не трещит на нём. Если бы чужую надел, не ту, что под него пошили, точно бы треснула по швам — настолько он плечист.

У меня от волнения к горлу ком подкатил, голова закружилась. Не знаю, как на своих двоих до него дошла и не повалилась где-то по дороге.

— Примерка чудная какая-то, — прошептала, разглядывая его.

Возле нас невесть откуда нарисовался дедок в расшитых одеждах да с лентами в руке.

— Вложи-ка свою ладонь в ладонь жениха, — приказал мне, и я без задней мысли ладонь-то и протянула. А сама сообразить не могу, чего это такое происходит.

Лесовик зато, в отличие от меня, потерянным не выглядел. Улыбался стоял, руку мою уверенно взял и кольца в неё зачем-то положил. А дедок этот как давай нас лентами обвязывать. Начал с рук, а потом уже и вокруг плеч пошёл. И крутит от меня к Лесовику, от Лесовика ко мне. Сотворил из нас веретено какое-то.

— Чего это он делает, а? — спросила у Лесовика шёпотом.

— Венчает, — ответил Лесовик, тоже тихо. Так, чтобы только я услышала.

Я на него глядь, потом на дедка, потом снова на Лесовика. Пока смысл до меня-то и не дошёл.

— Как венчает? А ежели я не согласна? — возмутилась уже не так тихо.

— А чему тут противиться? — спросил Лесовик, а сам настороженный, будто к бою готовится. — Ты же мне невеста?

— Ну, невеста. Но случайная же. И вообще, у нас на селе принято сначала согласие у девицы испрашивать. Потом у её родителей. А уже потом и свадьбу планировать. Где эти молодожёны, для кого я тут всё примеряла? — а у самой подозрение нехорошее закралось.

— Да вот же, те самые, — Лесовик развёл руками, насколько мог, потому что ленты мешались.

— Ах, вот ты какой… — выдохнула я разочарованно. — И ведь чувствовала, что лукавил где-то. Но чтобы так! — кольца ему на ладонь переложила и стала вертеться, пытаясь из лент выпутаться. Но дедок работу свою сделал на совесть. Сразу видно, вязал на всю жизнь. Ещё б уточнял, тех ли вяжет. Вот хорошо бы было.

— Да постой, — попытался остановить меня Лесовик. — Не горячись.

— А вот и буду! Буду горячиться, — и завертелась ещё яростнее.