Невеста сумеречной Тени
Шрифт:
— Проходите, Лияра. — Катарина указывает на место рядом с собой. — Я так рада видеть вас, хоть последние дни и омрачены ужасными событиями.
— Простите, но вы выглядите усталой, госпожа, — осторожно отвечаю я, аккуратно присаживаясь рядом. — Если вы хотели меня видеть, стоило лишь позвать, и я бы приехала сама.
— Не беспокойтесь, Лияра. Да и лекари советуют почаще выбираться на солнце. Жаль, что в эти дни оно не очень-то радует нас своим появлением, — печально отвечает императрица.
Повисает неловкое молчание. Стараюсь не ёрзать на скамье: уж очень любопытно, чего
— Как здоровье цесаревича?
— О, всё прекрасно! — оживляется императрица. — Растёт не по дням, а по часам. Такое удовольствие наблюдать за ним, хоть беременность не лучшим образом сказалась на моём здоровье. Материнство сделало меня такой мягкосердечной, что теперь я беспокоюсь за всех и сразу. Вот, приехала узнать о вашем состоянии.
— Моём? — позабыв об этикете, удивляюсь я. — У меня всё хорошо, спасибо за заботу, госпожа. Конечно, я всё ещё очень переживаю за графиню Вельтман, ведь от неё нет никаких вестей, да и количество погибших печалит. Но забота о раненых помогает чувствовать, что я не бесполезна.
— Вы такая отважная, Лияра, — с придыханием говорит Катарина. Она берёт меня за руку: её пальцы ледяны, а их прикосновение почти не ощущается. — Хотела бы я иметь хоть толику вашей храбрости.
— Но я вовсе не такая смелая, как вы представляете, — аккуратно возражаю, сжимая её руку, чтобы хоть немного согреть своим теплом. — Я просто не так связана протоколом, как ваше императорское величество. Уверена, вы бы делали всё так же, если б могли, и даже больше.
— Сомневаюсь, — печально улыбается Катарина. — Вы даже после тяжелейшего ранения восстановились куда быстрее, чем я после родов, для которых мы, женщины, предназначены.
— Господин Рейснер готовит мне тонизирующий настой. Хотите, я попрошу и для вас приготовить?
— Спасибо, вы так добры, но у меня замечательный лекарь. — Катарина достаёт из крохотной сумочки флакон из тёмного стекла. — Я и вам принесла для поддержания сил. Видимо, напрасно.
— Вовсе нет! — Поспешно принимаю из её рук лекарство. — Силы мне точно пригодятся, благодарю вас.
Открываю пробку при ней и делаю глубокий глоток. Вязкая жидкость обжигает горло, я с трудом удерживаюсь, чтоб не выплюнуть её обратно. Катарина наблюдает за мной, лукаво улыбаясь. Возвращаю опустевший флакон и снова благодарю. Императрица неловко поднимается на ноги, придерживая шаль.
— Может, немного пройдёмся? — предлагает она.
Приходится следовать за ней. Живот вдруг скручивает болью, но я стараюсь не подавать вида. Не хочу огорчать эту милую, добрую женщину. Катарина берёт меня под руку, смахивает несуществующую соринку со своего рукава и с наслаждением вдыхает аромат роз, разносящийся по саду. Я разделить её восторга не могу. Желудок словно пронзает тысяча маленьких иголочек, меня бросает в озноб, аж зубы начинают постукивать. Мужественно сжав челюсть, навешиваю на лицо вежливую улыбку, слушая, как императрица восхищается цветами.
— Его высочество так трогательно о вас беспокоился в день нападения проклятых, — вдруг говорит Катарина, останавливаясь у фонтанчика. —
Она старается выглядеть отстранённой, но я слышу странные нотки в её голосе. Что это, ревность? Вспоминаю Эмиля, наши сплетённые руки, влажные от страсти тела на белых простынях, его чувственные прикосновения, жадные поцелуи, свою собственную ненасытность. Кажется, даже боль в животе отступает на миг. Я краснею и, запнувшись, отвечаю:
— Всё хорошо. Иногда я думаю, что даже слишком хорошо. Я такого не заслужила.
Катарина с улыбкой рассматривает моё пунцовое лицо.
— Ах эта влюблённость! Наслаждайтесь ею, Лияра, пока можете. И не корите себя, ведь любовь не требует причины. Помню наши первые ночи со Стефаном… Как хорошо нам было! — мечтательно говорит она, кутаясь в шаль. — Жаль, это не длится вечно.
Я молча смотрю на бегущую воду. Хотелось бы знать, действительно ли между нами любовь, или это результат навалившихся бед, бросивших нас в объятия друг к другу? Бездумно обдираю листья с розового куста, не обращая внимания на колющие пальцы иголки. Катарина замечает перемену в моём настроении и огорчённо вздыхает.
— Простите, Лия, я не хотела вас расстраивать. Сейчас, когда вы погружены в эйфорию, весь мир кажется прекрасным, но стоит этому яркому чувству отступить хоть на полшага, как приходится сталкиваться с реальностью. Она, увы, зачастую не так приятна.
— Я понимаю, — пытаюсь улыбнуться, но в душе поселяется червоточинка, подтачивающая и без того хрупкие чувства. — Просто столько всего случилось в последние дни. Мы почти не видимся сейчас…
Говорю и сама не верю, что открываю сердце Катарине. Я даже Алисе не всегда могла признаться в своих переживаниях — да что там, я и с собой частенько бываю нечестна. Почему-то кажется, что именно она сможет меня выслушать, понять. Императрица отрывает меня от ощипанного куста, стискивая пальцы в своих ладонях.
— Есть дни, которые надо просто пережить, — тихо говорит она, заглядывая в мои глаза. — Уверена, когда вы пройдёте через этот кошмар, проблемы семейной жизнь покажутся чем-то несущественным.
С благодарностью сжимаю её руки в ответ.
Катарина ведёт меня обратно: ей нужно возвращаться во дворец. Пока фрейлины собираются вокруг беседки, императрица задерживает меня на дорожке.
— Хотела вас попросить, — тихо говорит она, оглядываясь, как бы никто не услышал. — Пожалуйста, не зовите к себе Луизу так рано. Обращайтесь к ней в любое время, если вам нужна её помощь, просто раннее утро — это так неудобно. Она опаздывает к моему завтраку.
Я непонимающе смотрю в её чистые глаза. Я вызывала Луизу? Что за бред?
— Простите, госпожа, но вы что-то не так поняли. Я не просила Луизу приезжать. Зачем? — твёрдо говорю, хотя сердце чёрным покрывалом окутывает непонятный страх. — Я знаю только одно: Луиза приезжала к князю по вашей просьбе вчера утром. Вы хотели, чтобы братья поскорее помирились. Ведь так?
Последний вопрос я задаю таким жалобным тоном, что самой становится противно. Желаю услышать подтверждение словам Эмиля с таким отчаянием, словно от этого зависит моя жизнь.