Невинная помощница для альфы
Шрифт:
Трэй пропускает меня в просторную комнату в самом конце коридора в правой части дома. Останавливаюсь в нерешительности, не зная, какое место он выберет. Мне точно не стоит садиться за стол наравне с альфами, так что лучше привычно постою за плечом у Трэя, пока они будут беседовать.
Бартоломей усаживается посредине длинной стороны продолговатого стола с овальным декоративным отверстием по центру. Трэй вынимает из холодильника две бутылки воды и передает одну старому альфе, ставит на стол два высоких стакана. Садится
— Пусть твой черный волчонок выйдет, — голос пропитан язвительным пренебрежением.
Видя, что мой альфа не торопится выставлять меня наружу, старый волк выговаривает с нажимом:
— Трентон, надо поговорить с глазу на глаз, это… эта волчица должна выйти. Сейчас.
— Ее зовут Шона, — голос Трэя рычит гневом. — И она останется. Между нами нет секретов.
Бартоломей устало вздыхает.
— Ей не понравится наш разговор, Трентон. Просто убери ее, и поговорим.
28. Требование
Трэй
— Ей не понравится наш разговор, Трентон, — устало тянет Бартоломей. — Просто убери ее, и поговорим.
Эти слова звучат зловеще и пугают даже меня. Остро чую в воздухе запах ромашки и чего-то паленого. Страх и возмущение. Похоже, Шона уже увидела, о чем пойдет речь, и ей это не понравилось. А ещё через пару мгновений я вижу в мыслях образ — передача заложника, точнее, заложницы. Мексиканцам?! На загривке вздыбливается кожа. Кажется, разговор пойдет на повышенных тонах, и моей омеге наверняка будет неприятно присутствовать при нем.
— Выйди, Шона, — стараюсь сказать как можно ровнее, но раздражение пробивается скрипящим металлом в голосе. — Иди в свою комнату.
Она подчиняется. Провожаю ее взглядом — походка скованная, плечи сгорблены. Будто и вправду допустила мысль, что я отдам ее мексиканским шакалам. Хотя… Наверное, ее можно понять — я ведь не давал никаких гарантий, она мне никто, да и другой породы. А белые волки славятся тем, что не допускают в кланы никого, кроме себе подобных.
Как только за ней закрывается дверь, перевожу взгляд на Бартоломея. Улыбается уголками губ, а смотрит серьезно, сурово.
— Как я понял, ты уже потерял около пятидесяти человек, — начинает он, складывая руки на столе и сцепляя пальцы. — Но не преуспел в решении проблемы. Главари мексиканских волков живут и здравствуют.
Язвительные слова острыми ножами втыкаются в самооценку, царапают эго. По сути, Бартоломей прав. Все объяснения «не успел», «как раз собираюсь» — в пользу бедных. Факт — врага я не уничтожил.
— Да, — голос предательски глохнет. — Я перебил почти всех бойцов. По моим подсчетам, осталось…
— Слишком много, Трентон! — перебивает Бартоломей. — Осталось слишком много, и верхушка тоже. Неуправляемая угроза у тебя под носом. Ты не справился.
Последние слова он буквально выплевывает. Давненько он меня не отчитывал.
— Выкладывай, зачем ты мне это говоришь, Бартоломей, — цежу сквозь зубы. — Ты издалека заходишь. Давай ближе к делу!
Альфа всех волков несколько мгновений испытующе смотрит на меня, словно спрашивая: «неужели сам не понимаешь?»
— Мексиканцы предложили мир, — выговаривает с тяжелой интонацией. — На меня вышел альфа Мексики, Лауренсио Эрнандес.
Сеньор Лауренсио?! От гнева по рукам бегут мурашки, вздыбливая волоски. Подлый мексиканский ублюдок! Выходит, этот кусок дерьма — волк уровня Бартоломея. То есть, те двести-триста бойцов, которых он бросил в мясорубку — небольшая часть гораздо большей армии.
— Он выдвинул условие перемирия. Он отступит и прекратит попытки завоевать Лос-Анджелес, взамен ему нужно только одно…
— Шона? — выкрикиваю с рыком.
Возмущение затапливает сознание. Кулаки сжимаются сами. Я уже понял, к чему клонит Бартоломей, ярость булькает в желудке тошнотой. Челюсть начинает ныть — тело остро требует обращения. Я в бешенстве. Давно не испытывал настолько отупляющей злобы.
— Да, Эрнандес хочет твою черную игрушку, — невозмутимо отвечает Бартоломей тоном продавца, называющего цену товара. — Просто отдай ее, взамен у нас появится надежный партнер из Мексики и выход на тамошний рынок. Куча полезностей.
Вдыхаю и медленно выдыхаю. Все очень плохо. Мы живем по законам клановой иерархии, и по Кодексу Волка я не могу ослушаться приказа старшего альфы. А приказ мне очень не нравится. Остается только попытаться отговорить Бартоломея.
— Шона нужна мне самому. Я отказываюсь от этого обмена, — произношу как можно спокойнее. Растягиваю слова, чтобы не сорваться на крик. — Она не игрушка. Она — моя волчица. Я никому ее не отдам.
Бартоломей устало вздыхает.
— Нет, Трентон, — он мягко опускает кулаки на стол и плотно придавливает. — Нам нужен даже не столько мир, сколько новый торговый союз. И его цена — какая-то черная шавка? Не смеши меня, мой мальчик.
Бартоломей уже все решил. Без меня. За меня! Негодование разливается по венам концентрированной кислотой. Усилием воли не позволяю себе схватить со стола стакан и швырнуть в стену. Хочется крушить мебель. Хочется обратиться и растерзать кого-нибудь, кто первый попадется на глаза. Бартоломей загнал меня в тупик, из которого нет другого выхода, кроме как подчиниться. Или вызвать его на дуэль. Но этого я точно не буду делать — он заменил мне отца. Мы не то чтобы прямые родственники, но узы крови — не пустой звук. И благодарность за то, что сделал для меня этот волк, — тоже.