Невинная помощница для альфы
Шрифт:
Вскоре передо мной оказывается грязно-коричневый волк. У него шерсть цвета сухой листвы с вкраплениями серо-голубых прядей оттенка мокрой глины. Альфа Мексики крупнее меня, но если в моем теле только мускулы, то его комплекцию крупнее делает жир. Засиделся, толстозадый, давай, растрясай телеса!
В воздухе витает лютая смесь запахов — страха, азарта, любопытства, подавленности, надежды, ужаса… Но я безошибочно улавливаю один единственный уникальный аромат во всем этом букете — любви Шоны. Сейчас в ее глазах читается благоговение и нежность. Она простит мне весь этот жуткий спектакль, когда
Скалю пасть и делаю короткий выпад в сторону мексиканского волка. Пугаю. Дразню. Тот отступает на шаг, вздыбливает шерсть на загривке, рявкает по-лисьи и клацает зубами в воздухе. Это можно было бы расценить как угрозу, если бы у него были шансы противостоять мне. Единственное, что на его стороне — превосходящая масса. Но это же играет и против него.
Я веду этот раунд. Огибаю его по дуге, заставляя переступать на месте — от Эрнандеса несет яростью, но судя по запаху, он меня явно опасается. И правильно делает! Делаю еще один выпад, заставляя отступить назад, а затем набрасываюсь сверху. Этот прыжок застает противника врасплох. Придавливаю грузную тушу к земле и, нависая, скалю пасть. Это демонстрация силы. Я не буду сейчас его ранить. И вообще я планировал убивать его небыстро, растянуть момент и заодно показать всем мексиканцам, кто в доме хозяин.
Отпускаю альфу Мексики и отступаю на шаг. Даю подняться. Теперь от него воняет не только яростью, но и страхом. Учуял, кто сильнее. Мы двигаемся по кругу. Меня пропитывает ядовитая ненависть. В мыслях я давно разорвал его в клочья, но здесь нужна не только победа, но и красочное шоу. Чтобы его поганые шакалы увидели, за кем сила.
Вскоре мексиканец не выдерживает. Набрасывается на меня, выставляя вперед лапы. Пытается повалить, но промахивается, я ухожу вниз и в сторону, бортую его боком, едва не опрокидываю, но ему удается устоять.
Дуэль продолжается. Я позволяю ему сделать еще пару наскоков, затем совершаю очередной сложно сочиненный маневр. Прыжком оказываюсь сбоку, припадаю на лапы, делая вид, что собираюсь вгрызться в глотку снизу. Мексиканец закономерно поворачивается, и я совершаю новый прыжок, вгрызаюсь ему в спину, прокусываю шкуру на позвоночнике. Он издает полный боли рык и пытается сбросить меня. Изворачивается, чтобы укусить, но с его жирным телом ему не дотянуться до моей шеи. Стискиваю зубы сильнее, ощущая под ними позвонки. Еще чуть-чуть, и я сломаю ему хребет и лишу способности управлять задними конечностями.
Но в этот момент альфа Мексики встает на задние лапы и всем телом наваливается на меня. Вынуждает расцепить челюсти, чтобы не сломать шею, а заодно придавливает собой. Вонзает зубы в заднюю лапу ниже колена. Боль дикая. Рычу. Начинаю яростно огрызаться. Мы, сцепившись в один клубок, пропитанный ненавистью и злобой, барахтаемся на земле. Он кусает меня, я его. Это надо прекращать. От рези по всему телу сердце заходится в бешеном ритме, в ушах шумит. Кровь из ран кляксами разлетается по асфальту.
В какой-то момент снова ухватываю его за хребет сразу под лопатками. На этот раз не тяну, не даю вывернуться. С силой стискиваю челюсти и таки слышу хруст. Туша мексиканца сразу обмякает. Сбрасываю его с себя. Он валяется на земле,
Стою над ним, пошатываясь от усталости и боли. Из множества ран по телу струится кровь. Но я победил. И сейчас я его уничтожу.
Трэй
Альфа Грозы скалится в ожидании неизбежного. Я мог бы в один укус перегрызть ему глотку, но мне хочется сделать это более эффектно. Я хочу крови. Я хочу навести на мексикашек настоящий ужас.
Наклоняюсь и хватаю мексиканца зубами прямо за морду и под его протяжный вой стискиваю зубы. Сминаю выступающую часть — нос и верхнюю челюсть. Хлещет кровь, рык этого умирающего волка превращается в хлюпающий хрип.
Отпускаю морду и теперь вгрызаюсь в глотку. Рву клыками шкуру и мышцы, впитывая агонию врага. Ощущая на себе десятки взглядов, вдыхая очумительный аромат страха и подчинения. Вгрызаюсь глубже и глубже, пока не перегрызаю шею мексиканца полностью, отделяя голову от тела. Хех, после такого в открытом гробу они его уже не похоронят.
Останавливаюсь. Поднимаюсь над бездыханным телом. Оглядываю притихшую толпу мексикашек. Смотрю на Шону — вижу в глазах благодарность и затаенную радость. Моя девочка. Теперь никто не посмеет на тебя покуситься!
Обращаюсь обратно. Снова через боль, только значительно более сильную. Дохлый мексиканский подонок понаоставлял мне рваных ран по всему телу. Шерсть облетает окровавленными клочьями. Кожа стягивается, клыки уменьшаются. Стискиваю челюсти, чтобы не зарычать от невыносимой рези. Саднит все — кожа, кости, внутренности от ушибов. Но я это переживу. А завтра больница и волчья регенерация поставят меня на ноги. Главное сейчас довести дело до конца.
В человеческом обличьи боль от ран еще сильнее сверлит мозг. Спасительный окситоцин почему-то не торопится, сердце диким ритмом ухает в груди. Выпрямляюсь и сурово смотрю на телохранителя мертвого мексиканца. Поднимаю руку и делаю Шоне подзывающий жест. Волк Грозы сразу перестает ее удерживать, и она со всех ног бросается ко мне. В глазах стоят с трудом сдерживаемые слезы, на лице блуждает неверящая улыбка. Верь, девочка. Теперь все позади.
Шона обнимает меня за шею, прижимается на мгновение, но тут же отстраняется, ощутив мой запах. Ее прикосновения до одури приятны и настолько же болезненны. Она делает крошечный шажок мне за спину и останавливается за плечом. Голой кожей ощущаю ее теплое дыхание. Вот теперь почти все правильно. Оглядываюсь и делаю Тому с Марком знак, чтобы увели ее. Настало время немного поговорить.
— Итак, волки Грозы, — произношу громко и обвожу испуганных мексиканцев долгим взглядом. — Я теперь занимаю место вашего Сеньора Лауренсио!
Направляюсь к их полукругом выстроившейся шеренге. Они нервно переминаются с ноги на ногу.
— За нападение на мой клан, за попытку захватить город… — говорю почти по слогам, хотя за весомостью маскирую дикую усталость. — Я могу приказать своим бойцам покрошить вас всех в капусту прямо здесь.
Некоторые ежатся от этих слов, понимают, что я не шучу. У меня и правда была такая мысль. Но все же у меня есть небольшой должок перед Бартоломеем.