Невинная помощница для альфы

Линд Алиса

— Я не смогу ее отдать, я люблю ее, — сам не верю, что говорю это. — Не приказывай мне этого делать, Бартоломей.

Сам слышу умоляющую интонацию на последних словах. А в глазах волка напротив я вижу безжалостный вердикт.

— Ты это сделаешь, Трентон, — жестко отрезает Бартоломей. — Передача черной волчицы состоится завтра. В порту.

Он поднимается, чтобы уйти, но задерживается. Откручивает крышку и махом осушает бутылку воды. Точно так, как только что высосал из меня душу.

— И я настоятельно рекомендую тебе эту волчицу закрыть, да подальше, — скрипит Бартоломей

напоследок. — Чтобы ничего с ней не случилось…

Трэй

На этом он направляется к двери и покидает конференц-зал. Я остаюсь за столом. Не могу встать. Не знаю, что делать. Приказ Бартоломея рвет душу на части. Но… Черт! Я не могу его ослушаться. Последний раз я ощущал себя настолько загнанным в угол в юности, но даже тогда дилемма не стояла столь остро. Тогда по приказу Бартоломея мне пришлось отказаться от выгодного — на мой взгляд — предложения. Сейчас я теряю гораздо больше. Я теряю самое дорогое, что у меня есть.

И все же… У меня нет выбора. Я должен подчиниться воле Бартоломея. Дело даже не в том, что мне будет в противном случае. Дело в ценностях, в традициях, в моей принадлежности к породе. Клан, род, семья — не приходящие ценности. Я казнил Ника за то, что тот их предал, и не позволю себе их предать.

С трудом поднимаюсь из-за стола. Приказ Бартоломея меня уничтожил. Даже не представляю, как посмотрю в глаза Шоне. Наверное, лучше нам не пересекаться вплоть до самого момента обмена.

Выхожу из конференц-зала и спускаюсь на второй этаж. Шоны нет — похоже, как велено, сидит в своей спальне. Внутри, точно раскаленный кол, жжется боль. И стыд перед ней. Она не заслужила такого вероломства.

За баром вижу Бартоломея. Воркует с Лючией. В голове возникает жуткое ощущение дежа вю, будто ничего не произошло, будто я только что вышел из лифта, и альфа всех волков США еще не приказал мне продать самое дорогое, что у меня есть.

Ко мне подходят телохранители. Том озадаченно смотрит на меня.

— Ты чего такой бледный, Трэй? — спрашивает с участливо-опасливой интонацией.

— Запри Шону в ее спальне, — горло с хрипом пропускает звуки, как будто само тело отказывается отдавать такой приказ. — Ничего не говори. Просто закрой дверь снаружи и возвращайся.

Том медленно кивает, но больше вопросов не задает и отправляется на третий этаж. От одного взгляда на Бартоломея внутри вскипает злоба. Я не хочу, но подчиняюсь. Бесит, что я не могу возразить. Ощущение бессилия отравляет душу.

— Ты решил остаться погостить? — спрашиваю у вожака, приближаясь к бару.

— Да, Трентон, у тебя приятно. И жена замечательная! — он широко улыбается и кладет руку на плечо Лючии.

От него веет превосходством.

— Она мне не жена, — цежу по слогам. — На пару слов, Бартоломей.

Лючия вскидывает на меня гневный взгляд, и воздух наполняется ароматом виски. Так пахнет ее злость. Еще бы, такой щелчок по носу! Видать, они с Бартоломеем уже и мою жизнь распланировали.

Альфа всех волков делает удивленное лицо, затем медленно поднимается с высокого барного стула и кивает в сторону моего кабинета. Стало быть, согласен.

У меня ладони пульсируют от прилившей крови. Ловлю себя на жгучем желании начистить ему

фасад, хотя не понимаю, как такая мысль вообще могла появиться у меня в голове.

— Я ее не отдам, — заявляю твердо, закрыв дверь кабинета.

— Отдашь, Трентон, — в тон отвечает Бартоломей, прохаживаясь по комнате, и останавливается у окна, — ты не посмеешь нарушить приказ. И я это знаю, мой мальчик, потому что вырастил тебя. Взял под крыло мальчикшой…

— Ты воспитал меня, — скрещиваю руки на груди, чтобы спрятать кулаки, которые просто не разжать. — Ты сделал из меня мужчину, который держит слово и отвечает за свои действия. Я не отдам Шону!

Наверное, я рехнулся! Я готов лишиться клана, родни, семьи, предать Кодекс ради… черной волчицы. Она даже не моей породы, но нужнее мне, чем воздух. Я осознал это только сейчас, когда Бартоломей приказал мне от нее избавиться. Когда я успел так к ней привязаться?

— Я еще раз тебе повторяю, — он начинает звереть. — Нашему клану выгодна эта сделка. Я говорю про всех белых волков США. И ты не посмеешь ее сорвать, Трентон!

Он впечатывает слова мне прямо в душу. Забивает, точно гвозди. Мне есть что сказать, но это прозвучит слишком оскорбительно, и я несколько мгновений молчу, взвешивая, стоит ли начинать.

— Война нам экономически невыгодна, Трентон! — продолжает Бартоломей оборачиваясь ко мне на фоне панорамного окна. — Наших собственных ресурсов не хватит, чтобы отразить массированную атаку. Если голодные мексиканские волки возьмутся за нас по-настоящему, нам не выстоять! Придется привлекать другие кланы, а это деньги. Я даже рад, что в нашем распоряжении оказалась твоя черная шавка! Легко откупимся и приобретем союзника вместо врага!

Последние фразы взрываются в сознании ядерной бомбой. Ядовитый гнев застилает глаза. Логика отключается. В несколько порывистых шагов сокращаю расстояние между нами и, схватив за лацканы пиджака, припираю Бартоломея к стеклу.

— Разве это слова грозного Белого волка, который способен удержать власть над всеми белыми волками в США? — скрежещу ему в лицо. — Они на нас напали. Они убили наших людей! А ты откупаешься? Капитулируешь? Ты жалок, Бартоломей! Я не узнаю своего наставника!

Бартоломей обеими руками бьет меня по предплечьям, высвобождая мягкую замшу пиджака. Резко одергивает его и смеряет меня надменным повелительным взглядом, точно щенка, который вцепился в штанину.

— Ты забыл, с кем говоришь? — рычит на пониженных тонах. Брови стискивают переносицу, взгляд становится испепеляющим. — Не слюнтяю, вроде тебя, напоминать мне о том, каким должен быть альфа. Ты потек по породонеполноценной швали! Кто ты после этого?

Исступленно сжимаю кулаки, но усилием воли заставляю себя отступить на шаг. Моя ярость настолько сильна, что вот-вот закапает из ушей. Если сейчас дам волю эмоциям, разорву его голыми руками прямо в человеческом обличии.

— Я не вызову тебя на дуэль, Бартоломей, только из уважения к тому волку, который заменил мне отца, — произношу тихо и медленно. — Шона останется со мной, что бы ни случилось. Если для этого потребуется объявить войну всему миру, я это сделаю. Встанешь у меня на пути, я убью и тебя.