Невинная помощница для альфы

Линд Алиса

Звук открывшейся двери прерывает меня на полуслове. Из-за спины доносится голос Эвана:

— Трэй, Шона… она…

33. Возвращение

Шона

Открыв глаза, вижу Эвана. Первая реакция — страх. Он таки настиг меня, наверное, отчитает… Не сразу доходит, что я в больнице. Воспоминания прорываются клочьями. Я даже не знаю, сколько была в отключке! Стоящий рядом с каталкой аппарат, напоминающий толстый чемодан на высокой стойке с монитором сверху, начинает пикать чаще. Бьет по ушам. Звуки сливаются в один монотонный писк, сердце стучит почти в пищеводе.

Я хочу прикрыть уши ладонями, но замечаю, что из левого локтя торчит катетер с капельницей, а правая рука полностью загипсована… Неплохо же мне досталось.

Приподнимаю голову и тут же роняю на подушку. По черепу разливается острая боль, словно в кости навбивали раскаленных гвоздей. На веках выступают рефлекторные слезы. Морщусь машинально и бросаю взгляд на Эвана. Он смотрит на меня круглыми растерянными глазами и делает успокаивающий жест руками, точно приглаживает воздух.

— Тшш, — шипит он. — Не волнуйся, лежи. Тебе нужен покой. Я сейчас позову Трэя.

Он опрометью выбегает из палаты, оставляя за собой легкий запах страха. Что ж. От няня не влетело, а от альфы точно влетит. Он мне, как пить дать, все выскажет. Я нарушила приказ, подставила Эвана, а еще попала в аварию.

Отчетливо вспоминаются последние мгновения до столкновения. Я была пристегнута, но Лючия, похоже, нажала на кнопку, отстегнула ремень. Благо капельница длинная, тяну свободную левую руку и прикасаюсь к ключице — кость все еще саднит, но кожа уже ровная. Волчья регенерация меня уже частично восстановила.

В тревожном ожидании Трэя, вдыхаю поглубже и сразу прерывисто выдыхаю. Внезапная сильная боль справа под ребрами остро ощущается на фоне остального, будто онемевшего тела.

В палату входит альфа в сопровождении Тома и Эвана. Видя меня, быстро подходит к каталке и замирает, вглядываясь в мое лицо. Берет за плечи, я чувствую дрожь в его пальцах. Он оборачивается к телохранителям

— Ушли, — приказывает тихим голосом.

Те поспешно скрываются за дверью палаты.

Когда мы остаемся один на один, Трэй наклоняется и крепко прижимается ко мне. Не стискивает в объятиях, но я ощущаю, насколько ему этого хочется. Он нюхает мои волосы, целует в лоб. Его губы кажутся обжигающе горячими на контрасте с моей прохладной кожей. Плавлюсь от прикосновений, но боль, сверлящая сознание, не дает насладиться близостью. Вскоре он распрямляется, все так же жадно глядя на меня, точно боится, что я вот-вот исчезну.

— Я рад, что ты жива, — произносит на выдохе. — Я боялся, что потерял тебя. Ты чудом выжила! В рубашке родилась! До чертиков меня напугала, негодница!

На последних словах интонация ползет вверх, фраза звучит, как шутка, но я чувствую всю боль, которую принесла ему своей дурацкой выходкой.

— Все хорошо, Трэй, все позади, — шепчу ему в ответ, потому что от боли в голове не могу говорить в голос. — Я жива, все в порядке.

Трэй переставляет к каталке кресло, которое стоит в углу, опускается на сиденье, берет меня за ладонь. С трудом скашиваю на него взгляд. Снова морщусь от боли в голове.

В палату заходит

врач. Я его уже видела, он вынимал пулю из руки Трэя. У него внимательный взгляд и плавные движения. Больше напоминает кота, чем волка.

— Селен, — Трэй поднимается с кресла и отставляет его в сторону, давая врачу подойти ко мне.

— Трэй. Мы очнулись, — док явно рад видеть меня в сознании. — Это хорошо.

Он подходит и, достав световую указку, по-хозяйски берет меня за скулу и направляет луч в глаза. Слепит, но терпимо. Затем отдаляет эту белую, похожую на ручку, палочку, держа вертикально, и водит из стороны в сторону, я слежу за ней глазами.

— Реакции в норме, — бормочет себе под нос, затем бросает взгляд на монитор пикающего аппарата. — Беспокоит что-нибудь?

— Да, — отвечаю вполголоса. Боль в голове невыносимая и тошнит. — Голова гудит.

— Последствия сотрясения, — мурлычет Селен. — Вколем тебе обезболивающее. Что-то еще?

— Да, — вклинивается Трэй. — Сколько она проваляется тут?

Киваю. Тоже хотела спросить.

— Дня два-три, по состоянию будем смотреть, — невозмутимо отвечает врач, но Трэй продолжает вопросительно на него смотреть. — В зависимости от скорости регенерации… Переломы за пару дней могут срастись, а могут за неделю. Последствия сотрясения могут сохраняться от пяти-шести часов до пары суток. Через два дня я точно скажу, можно ли отпустить нашего черного волчонка.

На последних словах он ласково улыбается. Я кожей ощущаю душевное тепло, которое от него исходит. Неужели клан Белых волков таки принял меня? На глаза наворачиваются слезы радости и облегчения. А потом я вспоминаю о Лючии. Тварь, которая пыталась меня убить! Сама ощущаю в воздухе концентрированный запах гнева. Черт. Не сдержалась.

— Расскажешь, как случилось так, что ты вылетела из машины? — вкрадчиво спрашивает Селен.

— Да, Шона, — требовательным голосом добавляет Трэй. — Почему не пристегнулась?

Не хочу закладывать Лючию. Как бы там ни было, я никогда не славилась ябедничеством. Выводы сделаны, а большего мне и не надо.

— Голова ноет, — хнычу.

Мне даже не приходится изображать страдальческое выражение на лице, боль и правда сводит с ума.

— А… да, точно… Сейчас, — спохватывается Селен и выходит из палаты.

Трэй возвращает кресло на место и усаживается рядом с каталкой.

— Ты ведь понимаешь, что это временная отсрочка? — в голосе почему-то слышу металл. А в мыслях Лючия в слезах. — Тебе все равно придется объяснить, какого черта произошло.

— Ты ведь и так все знаешь, — скрежещу, превозмогая резь в мозгу, медленно закрываю и открываю глаза. — Зачем заставляешь меня это говорить?

Лицо Трэя обретает озадаченное выражение. Он несколько мгновений молчит, раздумывая, потом берет меня за ладонь, мягко сжимает пальцы.

— Тогда скажи, почему ослушалась? — слышу тепло и волнение в голосе. — Как тебе вообще в голову пришло сесть к Лючии в машину?!

Глубоко вдыхаю. Мне придется однажды объясниться, так почему не сейчас?