Невста „1-го Апрля“
Шрифт:
Сюзи расхохоталась.
— О, Мишель! если бы вы знали, если бы вы знали, какъ это „захватываетъ!“ — воскликнула она въ припадк восторга и находя, что точный переводъ англійскаго слова могъ одинъ выразить ея мысль.
— Я повторяю, я вамъ удивляюсь.
— Но, наконецъ, — возразила она съ небольшимъ жестомъ досады передъ этой систематической угрюмостью, — вдь и вы не все время скучали! Вы танцовали!
— Два раза, по крайней мр, не правда ли? Вы…
— О, я! я не пропустила ни одного танца, ни одной фигуры! это было восхитительно! Вс были
— Вы очень легко сметесь!
— Можетъ быть! это такъ пріятно — посмяться! я также много разговаривала съ…
— Вы должны были много разговаривать съ большимъ количествомъ лицъ, такъ какъ у васъ былъ цлый штатъ!
— Въ самомъ дл? Ну, Мишель, — заключила молодая двушка все еще веселая, — это мене компрометируетъ, цлый штатъ, чмъ одинъ ухаживатель!
Но Мишель не шутилъ.
— Прекрасная манера, — продолжалъ онъ, — воспринятая у насъ во Франціи молодыми двушками — у вашихъ соотечественницъ, безъ сомннія. Я, право, не знаю, зачмъ он стсняютъ себя провожающими, разъ он не даютъ себ даже труда возвращаться посл каждаго танца на установленное мсто. Чтобы ихъ довести до передней, достаточно было бы горничной.
— Наступитъ и такое время, когда будутъ обходиться безъ горничной, — заявила философски Сюзи.
Это прекрасное расположеніе духа и это спокойствіе раздражали все боле и боле тоскливую усталость Мишеля.
— Я не думаю, чтобы когда нибудь наступило время, когда я найду приличнымъ, чтобы молодая двушка была окружена молодыми людьми — и только молодыми людьми, въ продолженіе всего вечера, — возразилъ онъ, этимъ прямымъ нападеніемъ обнаруживая точне причину своего раздраженія.
— О! окруженная молодыми людьми! — сказала Сюзи, принимая вызовъ и намекъ и чувствуя внезапно искушеніе поддразнить. — Кто же эти молодые люди? посмотримъ… Депланъ! Да… Онъ занималъ меня, Депланъ!… а затмъ…
— А затмъ Гастонъ Понмори, — перебилъ рзко Мишель, — и затмъ Поль Рео, и затмъ Бокуръ, и затмъ этотъ, провалившійся депутатъ, кажется, и затмъ это животное Лангилль, и затмъ…
— О! Мишель!… животное!… — повторила она съ упрекомъ. — Къ тому же Лангилль не молодой человкъ, такъ же какъ и супрефектъ.
— А Поль Рео не молодой человкъ? Поль Рео, котораго вы знали въ Канн, который, вроятно, уже ухаживалъ за вами эту зиму.
— Онъ за мной ухаживалъ въ Канн, да, это врно, Мишель, — согласилась миссъ Севернъ, по прежнему спокойная, наливая себ вторую чашку чая, — но здсь нтъ.
Мишель поднялся и, скрестивъ руки:
— Итакъ, вы сознаетесь, что онъ за вами ухаживалъ въ Канн?
— Конечно, почему нтъ? Это смшно, Мишель, что вы все удивляетесь, что за мною ухаживаютъ.
— Я не сказалъ, что я этому удивляюсь… вы не должны бы этого допускать, вотъ и все. Но вы кокетка…
— Я не кокетка, мой милый; только я люблю веселиться, и я веселюсь, когда могу.
— А къ буфету, сколько разъ, да, сколько разъ вы ходили?
— Вы меня упрекаете въ томъ, что я ла?
—
Миссъ Севернъ положила ложку на блюдечко, выпрямилась на стул и посмотрла прямо въ лицо Тремору:
— Вы пришли сюда сегодня утромъ, чтобы поссориться? — спросила она съ дерзостью, выражавшейся въ видимомъ движеніи ея подбородка и въ легкомъ дрожаніи ноздрей.
Онъ не пришелъ ссориться, о! нтъ!
Зачмъ, собственно, онъ пришелъ? За сочиненіемъ по этнографіи прежде всего, а затмъ, затмъ? онъ этого совершенно не зналъ; онъ былъ бы счастливъ, если бы кто нибудь ему это объяснилъ. Онъ могъ бы самъ отвтить, можетъ быть… если бы онъ зналъ.
За ссору онъ ухватился на-лету или врне онъ былъ подхваченъ ею; теперь онъ ей принадлежалъ и тломъ и душой, съ жесткимъ взглядомъ, рзкимъ голосомъ, съ раздраженнымъ умомъ, съ безпокойнымъ сердцемъ, со всей досадой этой ночи на устахъ.
— Я чувствую отвращеніе къ ссорамъ, Сюзанна, — отвтилъ онъ. — Я хотлъ только вамъ выразить мой образъ мыслей!
— Онъ такъ очарователенъ, вашъ образъ мыслей! Думаете ли вы, что только я одна смялась и разговаривала въ Шеснэ?
— Есть молодыя двушки и даже молодыя женщины, очень веселыя, прелестныя и пренебрегающія пошлыми похвалами разныхъ Понмори и Деплановъ; г-жа Рео, напримръ, разв она кокетка?
— Нтъ, она восхитительна, — согласилась откровенно Сюзи; — но Тереза — это совсмъ не то.
— Вотъ какъ, почему?
— Потому.
— Вы не можете этого сказать?
— Нтъ.
— О! я не любопытенъ! — сказалъ молодой челювкъ, гнвъ котораго глухо возрасталъ; — но увряю васъ, что если я васъ считалъ легкомысленной и поверхностной, то все-таки не до такой степени.
Сюзанна поблднла, она не забавлялась боле.
— Сказано грубо! — сказала она, сжавъ зубы.
Но Мишель продолжалъ, выведенный изъ себя, переступив границы, за что онъ при большемъ хладнокровіи презиралъ бы себя.
— Думаете ли вы, что они не возмутительны, эти танцы, которые заставляютъ въ продолженіе цлаго вечера переходить молодую двушку изъ объятій одного въ объятія другого? Знали ли вы, что вы позволяли говорить себ, увлекаемая опьяняющей музыкой, всмъ этимъ фатамъ, боле или мене возбуждаемымъ своими остановками у буфета?… Я ненавижу эти балы, я ненавижу эти вольности, допускаемыя ими, кокетство, которое они поощряютъ, а такъ какъ вы моя невста…
— Мишель, — перебила Сюзанна, дрожа оть ярости, — этотъ разъ подумайте о томъ, что вы хотите сказать!
— Ничего, кром правды, будьте въ этомъ уврены; я усталъ играть смшную роль. Я не требовалъ ни вашей любви, ни даже вашей дружбы…
— Мишель! — воскликнула молодая двушка съ сверкающими глазами, съ дрожью въ голос, съ сильно трясущимися губами. — Мишель, это недостойно, — что вы говорите! Вы отъ меня не требовали моей дружбы, но я у васъ просила вашей, и если бы вы мн ее дали, вы никогда бы, никогда не обошлись со мною такъ несправедливо.
Онъ хотлъ продолжать, но она не дала ему.