Никогда не было, но вот опять. Попал 4
Шрифт:
– Вот как! Тогда конечно становится понятней, такая странная реакция градоначальника. Дяде во всякой мелочи чудилось напоминание о его туманном происхождении.
Почему-то у меня в памяти всплыли строчки замечательного поэта Олега Чухонцева читанные в той жизни.
«Наше дело табак,
коль из грязи да в князи
вышло столько рубак,
как собак на Кавказе.
Вышло столько хапуг
из холопов да в бары,…»
– Что вы там бормочете? – услышал я вдруг голос Мещерякова.
–
– Мне кажется господин Забродин, что вы пренебрежительно относитесь к главной опоре российской государственности.
– Простите Ваше Превосходительство! Вы это о чём? – с недоумением спросил я.
– О дворянском сословии, разумеется, – произнёс Мещеряков.
– Вы действительно думаете, что дворяне являются такой опорой?
– удивился я.
– А вы так не считаете? – с некоторой холодностью спросил Мещеряков.
– Видите ли, уважаемый господин Мещеряков, я в некотором отношении похож на казахского певца-акына, который едучи на коне, поет то, что видит. Так вот я вижу, что потомственное российское дворянство упускает свой шанс по-прежнему оставаться опорой престолу.
– Упускает шанс? – переспросил Мещеряков.
– Извольте обосновать ваши домыслы.
– До конца восемнадцатого столетия дворяне действительно были одной из двух главных опор престола. Второй опорой было многочисленное крестьянство. Лишь эти два сословия были кровно заинтересованы в сохранении и усилении самодержавия и находились в своеобразном симбиозе друг с другом. Крестьяне, являясь основным податным сословием, несли немалые тяготы обеспечения остальных хлебом насущным. Дворяне же также несли тяготы в основном военной службы, платя подати кровью. А после освобождения дворян от обязательной службы, поместное дворянство из опоры стало довольно быстро превращаться в гирю на ногах самодержавия. А на крестьян свалился ещё и рекрутский набор. Так что им пришлось нести двойные тяготы.
Мещеряков жестом остановил поток моего обличительного красноречия:
– Вы господин Забродин очень сильно упрощаете, описывая ситуацию с «Жаловонной грамотой дворянству». И очень слабо разбираетесь в этом вопросе.
– Не буду спорить. Но я знаю конечный результат всех этих телодвижений призванных утвердить дворянство в качестве главной опоры самодержавию. В том мире кончилось всё это для дворян довольно плохо. И здесь, судя по реакции нашей интеллигенции на оправдание несомненной террористки Засулич, кстати дворянки, всё идёт к тому же.
– Мне кажется, что вы господин Забродин, слишком много внимания уделяете этому незначительному эпизоду, - сказал Мещеряков.
– Нет господа, я специально заострил внимание на деле Засулич. В том мире это событие в некотором смысле оказалось знаковым и то, что оно и здесь произошло, наводит на определённые мысли.
– Вы сказали мысли. Так поделитесь с нами плодами ваших измышлений, - саркастично сказал Мещеряков.
– Отчего не поделиться, конечно же поделюсь. Так вот если и здесь произошёл этот эпизод, то это означает, что ваш мир идёт по тому же пути, что и мир
Все четверо изумлённо на меня уставились. Наконец Мещеряков, прокашлявшись, произнёс:
– Извольте объясниться господин Забродин!
– В том мире в 1917 году в России произошла революция. Вернее даже две. Февральская, когда генералы заставили царя отречься от престола, а буржуазия создала Временное правительство и Октябрьская, когда партия большевиков в союзе с левыми эсерами и анархистами свергла уже временное правительство. А потом два года шла гражданская война. В результате дворяне и высшая аристократия были частью уничтожены, частью отправились в эмиграцию, а частью перешли на сторону новой власти. Вот так господа!
– Этого не может быть! – твёрдо сказал Мещеряков.
– Не может быть говорите? Убийство цасаревича Алексея, императора Петра Третьего, императора Павла Первого, бунт 1825 года - про это вы уже забыли? Разве в этом мире не было французской революции и головы дворян не летели в корзины на парижских площадях? – ухмыльнулся я. – А кстати, кто у вас директор Департамента? Случайно не Петр Николаевич Дурново?
– Пётр Николаевич и совершенно не случайно. Но к чему вы это о нём вспомнили.
– Дело в том, что в том мире я читал одну книжку, «Большая Игра» называется. Вот в ней говорится, что Пётр Николаевич Дурново в 1914 году подал царю Николаю Второму записку, где с удивительной точностью предсказал будущие события и ту катастрофу, что случится с Российской империей буквально через три года. К сожалению его не услышали.
– Вы это серьёзно? – удивился Мещеряков.
– Серьёзнее некуда.
– По вашему получается, что всё предопределено и катастрофа неизбежна? – вмешался Граббе.
– Я так не думаю, но если в 1904 году в этом мире случится русско-японская война и Россия в ней проиграет, как это было в том мире, то катастрофа очень вероятна.
– Но этого не может быть! – воскликнул Артемий. – Япония победит Россию! Это же совершенно невозможно!
– Вот и в том мире думали, что мы японцев шапками закидаем. Но - увы! Не получилось! Видимо шапок не хватило! А может железная дорога до Владивостока была с маленькой пропускной способностью? Может уровень развития техники у нас будет ниже? Причины поражения они разные и их много.
– Вам не кажется, господин Забродин, что ваша ирония по поводу тех событий не совсем уместна, - строго сказал Мещеряков. – Пусть и в другом мире Россия по вашим словам потерпела поражение, а вы по этому поводу ёрничаете.
– Я не ёрничаю, я злюсь. И потом, я в этом мире меньше двух лет, но же начал делать кое-что, чтобы здесь такого унизительного поражения не случилось, - самонадеянно заявил я.
Мещеряков, Граббе и Гурьев уже в который раз за время встречи удивлённо уставились на меня. Молчащий и старающийся не отсвечивать, урядник Евтюхов ухмыльнулся в роскошные усы и одобрительно мне кивнул. Наконец Мещеряков язвительно заметил: