Никто об этом не узнает
Шрифт:
— Мы, конечно, не совсем… — пролепетала она, отведя взгляд в сторону.
— Я не брат тебе, серьёзно, — повторил Максим. — Отец женился на моей матери, когда я уже родился и усыновил меня. А родной мой папаша… короче, я без понятия, кто он и где он. Такие вот дела.
Алёна снова повернулась и уставилась на него оторопело.
— Как так?
— Ну вот так, — пожал он плечами.
— Я… я не знала… Так, значит…
— Значит, мы с тобой не брат и не сестра. И если я тебя поцелую, это не будет извращением. И кстати,
Сделав ещё один большой глоток Джонни Уокера, Максим отставил бутылку и медленно поднялся, покачнувшись.
— Всё, я спать.
— Дойдёшь? Или помочь? — следом встала Алёна.
— У меня ж рука сломана, а не нога.
— Ну, ты ещё и хорошенько продезинфицировался изнутри.
— Лааадно, пойдём, раз уж тебе так хочется уложить меня в постель, — нагло улыбнулся он.
Алёна залилась краской, даже отступила сразу, но стоило ему вновь покачнуться, подхватила его и, приобняв за талию, повела к лестнице.
— Ты пьяный, — констатировала она.
— Это временно, — ответил он.
Комната выглядела как после недельного разгула. Ещё и осенний ветер, врывавшийся в распахнутые настежь балконные двери, подбавил беспорядка: смёл с полок какие-то бумаги и расшвырял их по полу, но зато выгнал спёртый табачно-перегарный дух и теперь в комнате было холодно и свежо.
— Блин, — зябко поёжился Максим, — тут как в вытрезвителе.
Потом повернулся к Алёне.
— Пардон, у меня сегодня не прибрано.
Она молча кивнула, перешагнула через пустую пивную бутылку, подошла к балкону, закрыла двери. Затем сдёрнула с широкой кровати покрывало.
— О! — присвистнул он. — Какая ты решительная! Меня прямо обескураживает твой напор.
— Слушай, — вздохнула Алёна. — Эти твои шуточки… они меня смущают. Я просто хотела тебе помочь расстелить постель, у тебя же рука… Но если так, то давай сам.
— Ладно, ладно, молчу. — Максим привстал спиной к столу, опёрся о край столешницы и оттуда с полуулыбкой наблюдал за её действиями.
— И не смотри на меня так, — попросила она.
— Как — так? — приподнял он брови, продолжая её разглядывать.
Пояснять она уж не стала, торопливо взбила подушки, поправила одеяло, аккуратно сложила покрывало.
— Всё, спокойной ночи, — попрощалась она, остановившись у двери.
— Гран мерси, — отозвался он, неуклюже пытаясь одной рукой стянуть с себя футболку. Запутался. И тут вдруг ощутил на спине её прикосновение. Мышцы живота невольно дрогнули и напряглись.
— Тихо ты, давай я… — Она потянула футболку за нижний край, сняла через голову, затем очень осторожно, практически не касаясь, освободила левую руку. — Вот так…
Он повернулся к ней, оказавшись лицом к лицу. Заметил, как она тотчас вспыхнула. Да и сам вдруг ощутил непривычное волнение. Опустил взгляд на её губы и едва удержался, чтобы не прильнуть к ним.
Одёрнул сам себя, поразившись:
— Теперь, когда ты знаешь, что мы с тобой не брат с сестрой, такие моменты слегка будоражат и смущают, да? — с усмешкой спросил Максим.
Алёна сразу же отпрянула, а затем развернулась и решительно направилась к двери.
— Ещё раз спокойной ночи, — не оборачиваясь, бросила она.
— Угу, нежных снов…
Глава 8
Сердце колотилось в груди как бешеное, щёки пылали. Что это сейчас было?
И почему она вдруг так разволновалась? Алёна и сама не могла объяснить. Себя не понимала, своих ощущений не понимала. Но губы… они до сих пор горели. Горели от одного его взгляда.
В детдоме ещё Чусов, что ухлёстывал за ней чуть не с первого дня, как-то вот разотважился и поцеловал. Ей тогда не было приятно или противно, было никак. А тут… простой взгляд, а на губах — точно ожог, и внутри всё замирает.
И эта новость… Максим ей не брат! Мысли так и роились в голове. И многое, между тем, становилось понятным. Вот почему отец с ним так жестоко и холодно обращается, вот почему Максим воспринял её в штыки и твердил, что она ему никто.
Да, многое теперь ясно и в то же время неясно. Взять эти его слова: «…если я тебя поцелую, это не будет извращением». Вот почему он так сказал? И смотрел ещё, будто сейчас действительно… Чёрт, даже вспоминать неловко…
Неловко вдвойне — ведь сама она не раз ловила себя на том, что думает о нём непозволительно. Нет, ничего такого конкретного и запретного не представляла, но и обманывать себя тоже глупо. Ведь проскакивало всё-таки сожаление, что он ей брат, чего уж скрывать…
Господи, она же теперь и не уснёт ни за что.
Так и вышло — проворочалась полночи, а утром разбудил телефон.
Звонил папа. Говорил, правда, недолго, только спросил, как дела, всё ли нормально и обещал, что завтра приедет, но после звонка уснуть больше не удалось.
От нечего делать Алёна спустилась вниз. Прибрала в гостиной после вчерашних процедур и возлияний. Затем решила приготовить завтрак: наделала блинов, обычных, с мясом и луком, с творогом и ягодами, с сыром и ветчиной. Сама же потом и озадачилась: кто же такую гору есть будет?
— Этот запах мёртвого поднимет, — услышала голос за спиной, и тотчас сердце пропустило удар, но затем, видимо, решило наверстать и заколотилось быстро-быстро.
Алёна так и замерла с лопаткой у плиты, пытаясь успокоить дурацкое сердцебиение. А то ведь глупо будет выглядеть. И вообще, что он подумает, если заметит, как она…
— Ммм, блинчики… С чем? — раздалось над самым ухом.
Его дыхание опалило шею, вдоль позвоночника пронеслись мурашки. Максим стоял прямо за спиной. Господи, зачем он подошёл так близко?