Никто об этом не узнает
Шрифт:
Вопль повторился.
Теперь уже всей толпой они выбежали в коридор.
Максим влетел в комнату напротив. Орал Ник. Точнее, уже не орал, а лишь скулил, зажимая нос и перемежая нытьё забористыми матами. Ворот рубашки и жилет были залиты кровью.
Кто-то из девчонок взвизгнул за спиной.
В первый момент Максим опешил — что тут вообще творится? Драка? Встревоженным взглядом осмотрел комнату. Увидел её, невольно выдохнул.
С виду Алёна вроде казалась целой и невредимой. Правда, вжалась в дальний угол и оттуда сверкала глазищами, потемневшими от гнева. И столько в ней было горячей
О том, что произошло — в общем-то, и гадать нечего. Тем более зная Ника. Распустил руки и получил. И поделом. Очень хотелось добавить, чтобы в другой раз не был таким дебилом. Сказали же ему: «Не лезь». Да и вообще, как-то противно стало до невозможности.
Сексуального насилия Максим никогда не понимал. Не думал особо об этом, просто считал, что развести девушку на секс не так и сложно, порой даже и стараться не надо. Во всяком случае, ему пока такие, которых требовалось по-настоящему добиваться, аж из шкуры лезть, не встречались. Наоборот, нередко оказывалось достаточно взгляда и намёка. А порой намёки и вовсе исходили не от него. Но если бы вдруг попалась такая, которую он бы захотел, а она ему — от ворот поворот, ну… отступил бы, наверное. Другую бы нашёл. Ведь сколько их! Но уж точно домогаться не стал бы. Ни бегать, ни выпрашивать, ни тем более пытаться взять силой. Это как-то совсем уж надо себя не уважать.
Ну а столкнувшись с таким вживую, вдруг испытал омерзение. Такое тошнотворное, гадливое чувство, что остро захотелось одного: пусть все уйдут. И этот придурок Ник, и все остальные, и даже Ренат с Кристиной.
Они, конечно, ушли, но явно обиделись. Не поняли его, особенно Ник.
Да и Крис напоследок бросила, что он стал какой-то странный. И пусть.
Оставшись один, Максим открыл нараспашку окна, чтобы выветрить клубы сизого дыма, а сам распластался поперёк кровати, прикрыв глаза рукой. Слегка мутило — выпили-то ведь прилично.
Почему-то подумалось вдруг: а как она там? Сильно перепугалась? И всё-таки это как-то… необычно, и смешно, и даже красиво, что она Нику разбила нос. Но и неудобно перед ней. Всё-таки это его друзья, его гости. А она ещё и больная. Наверное, извиниться стоит? Или нет? Или да?
Максим разомкнул веки. Тяжело выдохнул, поднялся, огляделся по сторонам.
Надо же — всего каких-то три часа, а комната загажена донельзя. Бутылки, окурки, посуда, перевёрнутые стулья… Сейчас он бы даже совсем не возражал, если б явилась горничная Аня и всё это убрала.
Хотелось в душ и переодеться в свежее. Но для начала и вправду стоило зайти к Алёне.
Заглянет на минуту, решил. Просто скажет ей, что всё это вышло случайно, что он не хотел, что… в общем, дальше придумает по ходу.
Максим, слегка покачиваясь, пересёк коридор и ввалился к ней. Но Алёны в комнате не оказалось. Он аж удивился — куда она могла деться?
Осмотрелся. Увидел на полу капли крови и, брезгливо передёрнувшись, отвёл глаза. Мазнул взглядом по
На кровати заметил книгу в ярком переплёте, кстати, совсем не ту, что она читала тогда, когда он приходил к ней на прошлой неделе.
— Над пропастью во ржи. Джером Дэвид Сэлинджер, — одними губами, прочёл он, а приподняв книгу, увидел, что под ней лежит блокнот.
Бездумно взял и его, полистал и с удивлением обнаружил, что в нём полно рисунков, набросков, эскизов, сделанных карандашом или ручкой. Причём сделанных весьма неплохо, насколько он мог судить. В основном, это были лица людей, старые, молодые, детские, всякие…
Максим аж присел на кровать, с интересом разглядывая эти наброски, пока вдруг не перевернул очередную страницу и не наткнулся на собственный портрет. И если остальные рисунки выглядели довольно схематичными, то здесь всё было очень тщательно прорисовано, особенно глаза.
Ошеломлённый он всматривался, изучал линии, штрихи, а в голове звучали вопросы: когда? Как? Почему?
Да, вот это главное — почему она его рисовала? Он же… В общем, он вёл-то себя с ней по-скотски. А портрет был исключительно хорош…
Дверь открылась в самый неожиданный момент. Он не успел убрать блокнот. Да и, собственно, чувство неловкости, что вот он вторгся и берёт чужие вещи, было мимолётным и очень слабым, а вот смесь любопытства и удивления буквально снедала его.
— Это ты меня нарисовала? — спросил он, приподняв раскрытый блокнот. Хотя и так было ясно. Кого же ещё?
Она смутилась. Густо покраснела, словно это её застукали за чем-то неприличным. Молча отняла у него блокнот, сунула в ящик стола и с внушительным хлопком задвинула обратно.
Максим поднялся с кровати, она же в этот момент развернулась и оказалась с ним нос к носу. Практически уткнулась лицом ему в грудь.
Алёна тихо охнула, смутившись ещё больше, и тотчас отпрянула. Лишь отойдя на безопасное расстояние, смогла заговорить, да и то в глаза не смотрела.
— Спасибо, что выгнал его…, — произнесла тихо.
Он снова сел, наблюдая, как она нервничала, как не знала, куда деть руки, куда самой деваться.
Странная она какая, думал. Говорит спасибо, а сама боится его — вот же нонсенс. И чего боится, если вон как запросто носы ломает?
— Не за что. Ты и сама, — хмыкнул он, — справилась неплохо.
Помолчав, спросил уже серьёзно:
— Он что, приставал к тебе?
— Да, — потупила она взгляд.
— Вот урод… Слушай, ты извини. Я не думал даже, что он к тебе потащится.
Она воззрилась на него так, словно он вдруг сказанул нечто немыслимое.
— Я думала… — пролепетала она и смолкла.
— Да расслабься ты. Пойдём лучше что-нибудь поточим? С утра ничего не ел.
Максим поднялся и, пошатываясь, побрёл к двери. Оглянулся у порога и снова позвал:
— Пошли-пошли…
Поколебавшись немного, она отправилась следом, но пока спускались на кухню, украдкой бросала на него взгляды, точно силясь понять, шутит он сейчас или нет.
— Давай поедим по-простому, ладно? Без вот этих всех вилочек-салфеточек. Достало, если честно. И вообще, не в столовой, а прямо тут, — Максим махнул рукой на журнальный столик. — Кино заодно какое-нибудь посмотрим.