Нищий барин
Шрифт:
— Я собираюсь в Москву вскоре… — протягиваю я, обдумывая ситуацию. — Так что — позанимайся пока с ребятней. Но в церкви! Герман раз предложил, то пусть включается в работу. Помещение там выделит, детишек соберет…
— Ага, инициатива, как говорится, имеет инициатора! — опять умничает Тимоха.
«Вот кобель, он что, к ней клинья подбивает?» — разозлился я.
— Опять интересное выражение, — на этот раз на конюха смотрят… оценивающе так, как женщина смотрит на мужчину.
— И можешь занять покои наверху, — милостиво
Хрясь! Фрося, которая оказывается стояла недалече и держала в руках деревянную бадью с постиранным бельём, якобы случайно уронила её на пол. Да с такой силой, что всем ясно стало — злится девушка! Надо дожимать девку!
— А что, Ольга, говоришь, у тебя за книги с собой? — якобы не замечаю я демарша Евфросинии, хотя и ара, как дурак, обернулся, и Ольга еле заметно улыбнулась. Одними кончиками губ, насмешливо. И, надо признать, красиво. Умеет, чертовка!
— Например, Лорд Рон на французском — «Наследница Бирага». Или Гораций де Сент-Обен «Арденский викарий».
— Не слышал таких авторов, — честно признался я, хотя читать всегда любил.
Ольга смотрит на меня с явным превосходством. Ну ещё бы — откуда деревенскому мальчику знать!
— «Наследницу» Оноре Бальзак писал с кем-то в соавторстве. Лорд Рон — это псевдоним, — решил добить гувернантку своей образованностью ара… и спалился.
Ольга стоит и во все глаза смотрит на Тимоху, совершенно по-бабьи прикрыв рот ладошкой. Да если бы лошадь заговорила, это и то было бы менее удивительно!
— А «Викария» — тоже он сочинил, только уже без соавтора… Я бы, кстати, с удовольствием послушал! — продолжал жечь довольный собой Тимоха, совершенно не замечая своего прокола.
Глава 34
— Вы… читали Бальзака? — в изумлении шепчет она. — И… владеете французским?!
Ольга стоит немного сбоку от меня, и я имею возможность незаметно показать кулак непрошенному литературному критику — мол, заткни фонтан, ара, пока не поздно.
— Ну, не на французском, — стушевался Тимоха, наконец догоняя.
— Но… он не издавался пока на русском! — сверлит глазом говорящую лошадь гувернантка.
— Мадам, что вы слушаете бестолочь. Надысь мы с ним были на охоте у Ильина, там помещики и трепались! Шельмец запомнил и как попугай повторяет! Ха-ха! Вас поразить захотел увалень деревенский! — быстро нахожу логичное объяснение я.
А поди проверь, что болтали полтора десятка помещиков, перманентно пьяных к тому же. Тем более французский на более менее хорошем уровне, я думаю, сейчас все дворяне знают. Как без него — язык международного общения! Например, в нас с Акакием его вдалбливали в гимназии усердно все года обучения.
— Ах вот оно что! — понимающе улыбается Ольга, но заинтересованного взора с Тимохи не сводит.
Ара выглядит постарше меня, посмазливее будет, несмотря на драные штаны, и как-то даже…
— Так я зайду к тебе вечером? — заговорщицки шепчет мне Тимоха, как только Ольга ушла за вещами.
— Дать бы тебе в лоб… да нельзя. Контору нашу не пали! — делаю я выговор сластолюбцу.
— Да понял я, понял. Виноват. Увлёкся… Но ты — красава! Ловко придумал, что соврать! — одновременно и повинился, и подольстился приятель.
Отчего я, спрашивается, благородную даму — да пусть и с подмутнённым прошлым — уступаю своему крепостному? Ну ладно, не уступаю, но и не препятствую… а ведь мог бы. Просто Фрося ходит злая, даже свирепая. На меня не смотрит. Все приказания выполняет, но с таким остервенением, что ясно — даже малейший намек на мой интим с городской фифой ей неприятен.
Черт, может, забрать её с собой в Москву и там дожать? Ну приодеть, конечно, манерам обучить… Да будет выглядеть не хуже Ольги!
Сам не заметил, как стою и разглядываю летающую по залу девицу. Та меня как будто не замечает. То пыль смахнет с икон, то веником начнёт собирать сор около выхода в сени, да ещё наклонится так… призывно шевеля пятой точкой! Взяла деревянное ведро и тряпку — и вот она уже ползает на коленках, оттирая полы. Грудь почти что вывалилась из разреза сарафана… И ничего девка не тоща. На деревенский вкус, может, и хилая. А по мне — красавица! И попа округлая имеется, и грудь… ну не двойка, но почти. И форма у неё вон какая красивая — грушка! В вырезе особенно хорошо видно.
— Барин, Ольга пришла! Пущать?! — орёт Катька со двора, но так, что слышно её и в доме. Ко всем своим недостаткам моя дворовая ещё и громкоголосая, аки иерихонская труба.
— Фрось, иди скажи — пусть пустит, — прошу я труженицу. Ну не драть же мне глотку в ответ?
Ефросинья или Евфросинья — я узнавал: и так и так правильно — встаёт, потягивается, снимая ломоту в теле, и молча выходит во двор. На меня не посмотрела даже! Ух, девка — огонь! Как бы чего не плеснула в еду! Хотя там Матрёна бдит. Нянька у меня помешана на чистоте, поэтому и Катька, и Фрося шустрят по дому электровениками, ну или роботами-пылесосами.
— Вот и я! Быстро? Покажешь комнату, барин? — в зал заходит Ольга.
А она вроде как уложила новую причёску и подвела глаза. Главное — платок этот бабский сняла.
— Катя, пусть гостья сама выберет, в какой ей комнате удобнее гостевать будет. А ты, Фрося, позови Тимоху, — решаю по-своему я.
— Чё надо? — Тимоха, по локоть перепачканный в какой-то чёрной субстанции — то ли дёготь, то ли сажа — не сильно почтителен, но, увидев гостью, поправляется: — Чего изволите, барин?
Ольга, уходя за Катериной, бросает взгляд через плечо на Тимоху —