Ночной обоз
Шрифт:
— Так, Танюша, так, — кивнула Анна Павловна. — А я девчат-старшеклассниц кликну... Тоже помочь не откажутся.
Трое суток детдомовцы выжидали, не займет ли опустевшее здание новая воинская часть. Но никто не занимал. На четвертый день Ефросинья Тихоновна, которую все с ее молчаливого согласия стали считать заведующей детским домом, решила заселить помещение.
Детдомовцы вошли в сумрачное здание с толстыми стенами, с гулкими чугунными плитами на лестницах и ахнули. Мебели и матрацев почти не осталось, комнаты были загажены, замусорены, стекла в
Началась генеральная уборка. Ребята вымели мусор, вымыли полы, расставили кровати по спальням. Из мешков, которые нашли в кладовке, девочки пошили матрасники, набили их соломой из совхозного омета. Из ящиков и кусков фанеры Силантий с мальчишками соорудили столы и тумбочки.
К вечеру затопили баню.
Таня сходила в городскую больницу и попросила Елену Александровну побывать в детском доме.
— В каком детском доме? — удивилась Елена Александровна.
Таня объяснила, что персонал воспитателей (она назвала всех поименно) уже собрал большую группу ребят и занял старое помещение детского дома.
— Ну и персонал, — покачала головой Елена Александровна. — Хлебнете вы теперь горя с ребятами...
— А вас мы просим занять место детдомовского врача, — пригласила Таня. — Вроде как по совместительству ...
— Вот как... Уже и меня в свой штат включили.
— Зарплаты, само собой, не предвидится, но ведь вы не откажетесь?
Елена Александровна развела руками.
— Пошли... Что уж там.
Детдомовцев они застали вымытыми, подстриженными.
Елена Александровна осмотрела детей, отделила троих больных, назначила им лечение и велела поместить их в изолятор.
В тот же вечер ребят разбили на группы — старшая, средняя, малышовая — и разместили по спальням.
Наутро Таня, тетя Лиза, Силантий и Анна Павловна отправились в город. Взяв с собой по пять-шесть ребят, они заходили в дома, квартиры и начинали рассказывать о вновь созданном детском доме, которому так нужна помощь. Рассказывать долго не приходилось. Один вид ребят — истощенных, оборванных — говорил сам за себя.
И люди чем могли, помогали «приюту обездоленных» — так прозвали они вновь возникший детский дом. Давали белье, одежду, обувь, посуду, делились хлебом, картошкой.
В другой раз бабка Фомичиха привела на веревке знакомую ребятам козу, кудлатую, с витыми рогами, с тугим выменем.
— Спрячьте ее поскорее, пока солдаты не отняли, — попросила бабка Ефросинью Тихоновну. — Она еще дойная... Хоть и небольшое, а все вашим малышам подспорье будет.
Козу поместили в сарайчик около монастырской стены, закармливали травой, помоями и каждый день старательно выдаивали.
Нередко жители города подсказывали ребятам, где и что можно раздобыть. В подвале разрушенного дома, около вокзала, лежат запасы каменного угля, в сарайчике на Вязовской улице уехавшие хозяева оставили отличные березовые дрова. Пока все это не растащили, пусть детдомовцы не зевают. И они не зевали.
Не забывал про детдомовцев и Виктор
Отбыв свое время в офицерской парикмахерской, он приходил в детский дом, колол дрова, таскал на кухню воду или помогал деду Силантию чинить рамы и двери: зима была уже не за горами.
Иногда он приносил детдомовцам что-нибудь из еды, притаскивал из парикмахерской куски мыла, одеколон, вату, а как-то раз предстал перед Таней и Ефросиньей Тихоновной до смешного толстым и неуклюжим.
— Разденьте меня! — попросил он.
Таня с трудом стянула с Виктора пальто и ахнула: от шеи до пояса он, как мумия, был запеленат в пеструю маскировочную ткань. Ее оказалось метров двадцать.
— Откуда это?
— Один добрый человек подкинул. Со склада... Пригодится? А?
— Еще бы! — обрадовалась Таня.
Ткань покрасили отваром ольховой коры, чтобы не очень бросалась в глаза, и пошили из нее детдомовцам штаны, рубахи, юбки.
Только Шуркина компания не очень жаловала Виктора. Живет парень тихо-мирно, отбывает свои часы в парикмахерской, никого не трогает, не беспокоит. Стоило ли ради этого пробираться в город да еще с важным заданием, как намекнула им Таня?
А может, все это совсем не так и Виктор делает, что надо? И он, наверное, не один, есть у него боевые друзья и помощники. Ведь гремят же взрывы на железной дороге, кто-то расклеивает по ночам листовки, поджигает автомашины, цистерны с горючим.
— А почему Виктор про нас забыл? — как-то раз с обидой спросил у Тани Шурка. — Думает, малявки мы, малышовая группа... А мы кое-что тоже смекаем. — Он достал из-под ватника остро заточенный толстый гвоздь, насаженный на деревянную ручку. — Видали?
Таня с недоумением повертела в руках заостренный гвоздь.
— Это что ж, самодельное шило?
— Вроде того, — ухмыльнулся Шурка. — Мы вчера пять скатов проткнули. Вот этим самым... Поездят теперь фрицы!
Таня только покачала головой.
А через несколько дней, обходя спальню старших ребят, Ефросинья Тихоновна обнаружила за тумбочкой в куче тряпья ручную гранату.
Перепуганная насмерть, она позвала Таню и, показав ей гранату, разразилась жалобами. Ведь их «приют обездоленных» и так держится на ниточке. А вдруг еще обнаружат эту штуковину или случится взрыв? Нет, если мальчишки и дальше будут приносить в помещение такие смертоносные игрушки, сердце ее не выдержит...
Таня, как могла, постаралась успокоить Ефросинью Тихоновну: она сегодня же поговорит с ребятами.
— Да, да, внуши им, — попросила заведующая и кивнула на гранату. — А эту штуковину немедленно выбрось... Ну вот хотя бы в старый колодец...
— И вы ее выбросили? — с откровенным сожалением спросил Родька, когда Таня созвала для разговора Шуркину компанию.
— Это уж мое дело, — отрезала Таня, оглядев ребят. — Вы лучше скажите, кто из вас притащил в спальню гранату?
— Из нашей пятерки вроде никто не мог, — растерянно сказал Шурка. — Все оружие у нас в лесу, в тайнике. Под башней только один ящик с ракетами...