Норковая Шуба
Шрифт:
– Да, я поговорю с ним. Еще раз спасибо тебе.
– Не волнуйся, я отправлю тебе перевод.
Чмок, чмок, чмок – вот так вот мило поговорили бывшие супруги, через десять лет после суда, на который жена Ахмета не явилась, за нее отдувался адвокат.
Осень была теплой, кафе не разобрали свои летние террасы. Ахмет присел за столик, попросил чашку кофе и виски. Рядом остановилась передохнуть молодая турецкая пара. Девушка была в черном хиджабе, она улыбалась, как все молодые женщины, которых только что взяли замуж. Они поэтому и ходят закрытыми,
На тротуаре стояли сонные лоточники с орехами, очками, сувенирами. Тут же был старый оранжевый автомат, на котором сушеный старец выжимал апельсиновый сок. Туристы останавливались выпить фреш, и к ним моментально подходил чистильщик обуви. От его услуг все отказывались. Кроссовки пачкать черной ваксой не хотелось. Какой-то немец или бельгиец тоже отмахнулся и перешел трамвайные пути, оглядываясь по сторонам. Чистильщик подхватил свой ящик с ваксой и весело вприпрыжку направился в том же направлении. Он обогнал европейца и обронил на брусчатку деревянную щетку из своего ящика.
Ахмет знал этот старый трюк всех чистильщиков обуви. Сейчас он пройдет, как будто не замечая пропажи, несколько шагов, а потом…
– Мистер, мистер! Вы потеряли! – крикнул ему вежливый европеец.
Чистильщик оглянулся, посмотрел на свою щетку как на дочь родную и радостно хлопнул руками.
– Сеньк ю! Сеньк ю!
Он подошел к европейцу и поставил перед ним свой ящик.
– Ноу, ноу, – отступал турист.
– Ю а май френд! Итс фри!
Черной ваксой чистильщик наяривал немецкие ботинки и между делом рассказывал про своих пятерых детей. «Файв чилдрен! – он повторял, – файв чилдрен!»
За спектакль хитрый турок получил сотню лир и раскланялся как настоящий артист.
Счастливый, свободный был человек! Весь день на свежем воздухе! Гуляет в центре города! В ящике у него крем для обуви и пара щеток – три кило поклажи, не больше, несет этот чистильщик на своих плечах. Ахмет ему завидовал: «У этого три кило – и радость, а у меня целая фабрика – и сплошная головная боль».
Ахмет вспомнил про свою любимую блондинку. Он решил к ней заехать и все рассказать. Русские женщины очень внимательны, они как няньки возятся со своими мужчинами и никогда не говорят «я ведь женщина». Вот за это Ахмет и любил нас, славянок, потому что мы добрые, мы свой материнский инстинкт распыляем нещадно на детей, на мужчин, нам без разницы. Ахмет к такой заботе давно привык.
Он выехал из центра и оказался на шоссе, которое тянулось вдоль старой крепостной стены. На окраине городская стена не была такой величественной, как в центре. И высота поменьше, и арки обсыпались, но вся эта рухлядь очень трогательно вписывалась в тихую жизнь вдали от дворцов и мечетей.
Кто-то придумал использовать древние камни вместо фундамента, и в нишах между бойницами пристроили домики. Узкие развалюшки стояли прямо на стене. Там было тихо, топились печки, дымок едва заметный выползал над темной черепицей. Низкие черные ниши под стеной заросли плющом, в одной из них стоял диван, выброшенный на улицу.
И тут же, возле древности, были разбиты огороды. Земля была черной, под зиму пустой, но какая-то бабка в цветастой косынке ковырялась, задравши пышный зад, выбирала камни со своих грядок.
Ахмет проехал мост, сощурившись от солнца и сверкающей воды, и свернул в новые районы, там жила его любимая русская женщина. Он хотел сообщить, что уже свободен, что может снова забрать ее к себе, или остаться у нее, хотел пожаловаться на сына-двоечника, рассказать про жену-лахудру… Но к его удивленью русская любовь ответила по-турецки: «Больше ты меня никогда не увидишь».
Ахмет спешил застать Анжелу дома, но в вестибюле к нему подошел консьерж и вручил конверт с ключами. «Вам просили передать», – и до свиданья. Консьерж ничего не смог объяснить, он не знал, куда подалась госпожа.
Ахмет искал свою блондинку в Стамбуле, в Анкаре, в Анталье. «Анжела исчезла! Анжела исчезла!» – ко всем друзьям прилетело такое сообщение. Друзья сказали, что из Турции Анжела уехала, поэтому под Новый год Ахмет отправился за ней в Россию.
5
Любимая женщина не открывала. И на все его сообщенья не ответила ни слова. Ахмет набирал деревянными пальцами: «Анжела, я тебя люблю!», «Анжела, выходи за меня замуж!», «Анжела, ты самая загадочная женщина в моей жизни…»
– Что он мне пишет? – обижалась Анжела. – Зачем он шлет мне свои «мэссажи»? Он что, не знает номер моего счета?
Чтобы хоть как-то согреться, Ахмет старательно вытаптывал круг под окном любимой женщины. Топтался на снегу по четкой траектории, он же был инженером, станочки любил конструировать, с чертежами любил повозиться. «У меня будут самые лучшие печи! Я хочу сделать лучше, чем американцы, – Ахмет говорил, и весь его офис уходил пить валерьянку. В общем, ничего у него круг получился, ровный, как по циркулю.
Мальчишки, которые катались на ледяной дорожке, показывали на него белыми облипшими варежками и хохотали. Ахмет не обращал на них внимания, он начал притаптывать солнечные лучи к своему кругу.
«Анжела! – подпрыгивал Ахмет. – Где твое сердце? Я приехал! Искал тебя в Стамбуле! Искал тебя в Анталье! Прилетел в Россию! А ты закрылась! Жестокая!»
Мимо прошла женщина с елкой. На ней был толстый пуховик с глухим капюшоном. Женщина была крупная, как Дед Мороз, и дерево ей досталось большое, разлапистое, она волокла его на плече, а еловая макушка тащилась за ней по снегу.
Женщина с елкой остановилась, посмотрела на Ахмета и крикнула мальчишкам:
– Идите домой! Нечего крутиться возле этого таджика. Он пьяный!
Мальчики побежали за елкой, оставили свой каток. Ахмет разбежался и прокатился по ледяной блестящей ленте.
Осторожно, через жалюзи Анжела подглядывала, как маленький замерзший человек из жаркой страны прыгает у нее под окном, катается на льду и марширует, энергично размахивая короткими, но цепкими руками.
– Серьезный человек! Фабрикант… – она вздохнула и налила себе немножко виски. – Устроил мне тут!.. Ледяное шоу!