Норманны в Сицилии

Шакк Адольф фон

Когда к городу подошло и остальное норманнское войско, Фессалоники были осаждены с суши, а флот, который наконец явился, блокировал гавань. Комендант забавлялся со своими метрессами, не думая об осаде. Части греческого войска, которое поспешило сюда ввиду угрожавшей городу опасности, удалось пробиться в город. Но осажденные вместо того, чтобы решиться на вылазку, оставались в полном бездействии. Архиепископ Фессалоникский в шутовском виде описывает геройские подвиги греческого полководца. Он говорит, что это был герой главным образом во сне. Пока он наслаждался покоем, несколько воинов гарнизона нарядили одного пленника, с триумфом водили его по улицам города и при этом кичились, как будто захватили в свои руки одного из лучших воинов. Полководец тотчас же известил царя, что война ведется с большим успехом. На другой день другие воины захватили двух жалких маленьких лошадей и воинский шлем. Это дало повод тотчас же устроить в городе новый праздник, и захваченных кляч выставили напоказ, как богатую добычу. Шлем, как славный трофей, носили по городу на знамени. И снова эти горе-герои послали в Византию известие о победе. Число защитников Фессалоник уменьшалось со дня на день, в чем был

виноват исключительно комендант. Он позволил себе брать от многих лиц деньги и за взятки отпускал тех, кто хотели покинуть свой пост и показать своему отечеству спину. Таким путем богатые искали себе спасения, что принесло потом еще худшие результаты. Многие из тех, которые могли бы метать стрелы и камни, обслуживать боевые машины и отгонять осаждавших от стен, тоже покинули город.

Но сицилийцы медлили сделать серьезное нападение на город, так как ожидали прибытия остального флота, который буря задержала в Эгейском море. Император Андроник начал беспокоиться. Он собрал большое войско и назначил его главнокомандующим своего сына Иоанна. Но главнокомандующий не очень заботился о возложенном на него поручении и вместо того, чтобы идти на выручку Фессалоник, забавлялся охотой. И другие византийские полководцы с полной беспечностью оставались в своем лагере под Константинополем. Жители осажденного города напрасно посылали гонцов за гонцами с просьбами о помощи. Сицилийцы сильно страдали от необыкновенного августовского зноя. Но Евстафий говорит, что они были настоящими демонами и ни во что не ставили опасности, труды и усилия. Их боевые машины наводили на византийцев ужас. Их инженеры славились своей особенной изобретательностью. Они умели подводить под стены мины и взрывать каменную кладку. Фессалоники, которые со многими церквами, дворцами и садами раскинулись на склоне горной возвышенности, были обнесены в виде полукруга валом, снабженным башнями. Этот вал надо было брать штурмом. Припасы в городе стали приходить к концу. Возникла угроза голода. Воды было мало, потому что осаждавшие разрушили акведук, по которому была проведена вода из горных ключей. Комендант Давид был в военном отношении абсолютно некомпетентен, и город уже давно бы пал, если бы не Эвмнос, один из полководцев, назначенных Андроником. Он попытался проникнуть в город. При этом на восточной окраине города завязалась битва между греческими и сицилийскими войсками. Горстка храбрецов выбежала из городских ворот, чтобы помочь полководцу и его воинам пробиться. Но комендант, который с главными силами гарнизона находился в акрополе, как и всегда, не обнаруживал ни малейших признаков деятельности. Он спокойно смотрел с террасы на битву, как на какое-то театральное представление, осыпаемый насмешками присутствующих женщин. Эвмнос не смог войти в город. Впрочем, часть населения решила защищаться до последней возможности. Религиозная ненависть греков к латинянам-католикам, которая была почти сильнее их ненависти к мусульманам, разожгла их до настоящего фанатизма. Если, как уже было сказано, некоторые воины оставляли город даже с согласия полоумного коменданта, то, по словам Евстафия, их с успехом заменяли женщины, которые бились, как настоящие амазонки. Они носили камни для боевых машин, носили воду, даже становились в боевые ряды, закрывались тканями и рогожами, как панцырем, надевали на голову шлемы, чтобы иметь вид воинов, поднимались на стены и сбрасывали оттуда камни.

Сицилийцы очень энергично вели осаду. Они метали из своих машин через валы камни, и греки сравнивали эти камни с теми скалами, которые Полифем бросал в Одиссея. В одном месте огромным бревном, обшитым железом, они разрушили стену, а комендант, слыша этот шум, улыбался. Евстафий делал все, чтобы воспламенить мужество защитников и заставить коменданта исполнять свои обязанности. Он появлялся в самых опасных местах и отказывался бежать из города, за что его особенно хвалит современный ему историк Никита. Особенное мужество проявили женщины Фессалоник, так как они не только убеждали воинов держаться, но и сами принимали участие в битве. Но постоянное напряжение и недостаток в продовольствии истощили наконец силы всех. В ночь на 15 августа по всему городу заговорили о каком-то предсказании, будто бы город на следующий день должен пасть. И действительно, перед утренней зарей первые сицилийские воины подземным ходом приникли в город. За ними следовали другие и молча расходились по улицам. Наконец флот подошел к городу с моря.

В городе забили тревогу. Многие жители полуодетыми бросались в битву. Хотя судьба греков была решена, но победоносные сицилийцы оказались в очень тяжелом положении, так как они находились в нижней части города и разъяренные жители своими стрелами и камнями из метательных машин наносили им большие потери. Греки, которые не вели войны и жили в нижней части города, толпами бросились в акрополь, чтобы оттуда бежать. Это была страшная свалка. На тесной дороге к крепости мужчины, женщины, дети и воины, побросавшие свое оружие, сплелись в один плотный клубок. Многие были раздавлены и растоптаны. Воздух оглашался жалобными криками несчастных. При первом шуме битвы комендант Давид выступил против наступавшего на него врага. Но едва только он увидел блеск оружия, он бросился на своем муле наутек и скрылся в акрополе. Воины, когда увидели геройское бегство этого храбреца, осыпали его грубой бранью. Некоторые из них показали геройскую храбрость и пали под мечами сицилийцев.

Дольше всего продолжалась битва у западных ворот. И у греков были метательные машины, так что с обеих сторон летели смертоносные камни. Один греческий монах убил своим боевым топором тридцать сицилийцев, пока его на одолели. Ужасны были яростные крики бойцов и стоны сраженных. Акрополь еще не был взят, когда комендант, который боялся мести императора, спустился по веревке к врагам и был взят ими в плен.

Битва прекратилась, когда крепость и последняя башня пали. Начались грабеж и резня. Воспоминания о тех гнусных злодействах, которые греки в Константинополе учинили над латинянами, особенно распаляли ярость сицилийцев. По свидетельству Никиты, в Фессалониках не было места, где бы жители могли спастись от врагов, не было пыток,

которым бы победители не подвергли побежденных. И церкви никого не спасали. Латиняне врывались в православные храмы с особенной яростью. Алтари и иконы были уничтожены, священные сосуды осквернены, а тех несчастных, которые искали там спасения, вытаскивали из их убежищ и убивали. Часовни и сакристии оглашались дикими песнями пьяных победителей. Евстафий рассказывает, что разрывали даже могилы и срывали с мертвецов украшения, которые с ними были положены в гроб. Достопочтенные матроны и посвященные Богу монастырские послушницы были обесчещены. Но, к чести сицилийских полководцев, надо сказать, что большинство из них всеми силами старалось сдержать рассвирепевших воинов. Толпа сицилийских воинов ворвалась в церковь святого Феодора и топорами разбила дверь, которая вела в крипту, где было погребено тело мученика. Толпа хотела уже вырывать из могилы его кости. Тогда туда подскакал один сарацин, состоявший на службе короля Вильгельма, которого Евстафий называет адмиралом, соскочил с коня и, размахивая палицей, заставил дикую шайку отказаться от покушения на труп мученика. Греческие писатели утверждают, что самые возмутительные акты варварства были совершены не сицилийцами, а армянами, которых было много в Фессалониках и которые ненавидели греческую веру еще сильнее, чем латиняне. Бесчинства продолжались с раннего утра до полудня. За это время командиры флота Алдуин и Ричард Ачерра остановили грабеж и кровопролитие.

Интересно то, что рассказывает архиепископ Евстафий. «Когда мы потеряли всякую надежду, – говорит он, – я со многими спутниками бежал из акрополя в места погребения, которые находились под церковью святого Доминика и под другими храмами. Там некоторые задохнулись, удивительно, что мы вышли оттуда живыми. Когда враги вытащили нас, они повели нас, осыпая насмешками и угрозами, на ипподром. Впрочем, мы не можем особенно жаловаться на их дальнейшее обхождение с нами. Но по дороге туда перед нашими глазами открылись ужасные следы опустошения. Ах, сколько жертв! Моя нога ступала между раскиданными трупами. Когда я сел потом на лошадь, она почти не могла идти вперед по кучам мертвецов, нагроможденных перед крепостью, и с каждым шагом наступала на два или на три трупа сразу. В городе и за городскими стенами среди диких победителей я видел сцены, которые заставляли плакать меня и других христиан, бывших со мною». От епископа за выкуп потребовали 4 ООО золотых монет, и, как кажется, он заплатил эти деньги. Адмирал Алдуин впоследствии относился к нему гуманно и приказал возвратить ему много драгоценностей, которые были у него отняты. И воины, которые похитили из церквей священные сосуды, он заставил отдать их обратно. Теперь сицилийские войска остановились в Фессалониках. Вожди разместились во дворцах, откуда выгнали прежних владельцев, а простые воины должны были довольствоваться более скромным помещением.

Так как поход готовились продолжать, часть флота была отправлена к Пропонтиде и ее берегам. Основная масса армии на кораблях была отправлена в Стримонский залив, чтобы оттуда частью сухим путем, частью морем идти на Константинополь. Передовой отряд встал лагерем у Мозинополиса в ожидании прибытия остального сухопутного войска. Император Андроник поручил своему полководцу, Алексею Бране, отогнать наступающего врага. Тот же приказ получили и другие собранные им войска. Византийская армия расположилась на склонах Гема. Принц Алексей, которому прежде всего предложил отправиться в эту экспедицию король Вильгельм II и который отнюдь не играл выдающейся роли в завоевании Фессалоник, старался убедить сицилийцев, осаждавших Мозинополис, что стоит только ему показаться, чтобы Византия пала. В предчувствии своего воображаемого будущего величия, он уже принял титул и регалии императора. Но сицилийцы не придавали этому никакого значения и занимали завоеванные ими области во имя короля Вильгельма П.

Император Андроник не высказал особенной воинственности, когда его войско праздно стояло у Гема. Правда, он приказал приготовить стены Константинополя для обороны и отдал приказание держать наготове весь флот, чтобы не допускать сицилийские корабли к Византии. Но сам он не стал во главе своего войска и большую часть времени проводил в садах Влахернского дворца среди сладострастных забав и пышных праздников. Причем в постоянной боязни, что против него может вспыхнуть возмущение, что на его жизнь может состояться покушение и имел для этого достаточные причины, ибо все более и более становился ненавистным народу за свою дикую жестокость. Не проходило дня, чтобы он не отдал приказания казнить или ослепить кого-нибудь из выдающихся византийцев.

Но, если Андроник даже в залитых кровью анналах Византийской империи представлен как один из самых гнусных тиранов, то все же есть факт, говорящий в его пользу. Он издал несколько полезных законов и старался оградить права и порядок от произвола низших чиновников. При нем не было тех бесстыдных вымогательств, которые практиковались при императоре Эммануиле. При нем не продавались должности, и он строго наказывал чиновников, виновных в растрате или самоуправстве. Он был доступен для каждого, даже для самого ничтожного гражданина империи, принимал жалобы, оказывал свое содействие и всегда был готов богатыми подарками помочь нужде и бедности. Он украсил свой город постройками и отменил почти повсюду принятое тогда береговое право, назначив суровое наказание тому, кто овладеет судном, прибитым волнами к берегу, или его грузом.

Во многих областях империи с негодованием относились к убийству юного императора и к тем злодеяниям, которые Андроник совершил вскоре после своего восшествия на трон. В Малой Азии вспыхнуло настоящее восстание. Скоро оно приняло такие размеры, что узурпатор, несмотря на свой преклонный возраст, вынужден был еще раз лично взяться за оружие.

Весной 1185 года он приступил к осаде Никеи. Ее защищал Исаак Ангел.

Так как этот город долго не сдавался, то Андроник прибег к жестокой хитрости. Он приказал привезти из Византии престарелую мать коменданта, Софию, и посадить ее на боевой машине, которая стояла у города, чтобы она погибла под выстрелами своего сына. Но он не достиг своей цели, Осажденные нацеливали свои стрелы и метательные снаряды так, что они не попадали в несчастную женщину. Ночью им удалось вырвать ее из рук изверга.