Новатерра
Шрифт:
– Класс! Ты великолепен! Никаких больше образов не предлагай, даже Ирины Хакамады.
– Жаль. Кстати, не горячись, подумай. Хозяин с нею, с Хакамадой, но есть Немцов, Явлинский, а также эксклюзивный вариант, причём со скидкой, - Егор Тимурович Гайдар. Можем Бурбулиса, можем Чубайса, даже Джорджа Буша-младшего изобразить, за ваши денежки - любой каприз. Ладно, полковник... в смысле, майор, пора мне. Рад, что пришёлся тебе по душе. Ты мне тоже нравишься, хотя, на мой взгляд, с длиной ушей у тебя не того немного... Подкачали ушки! Ну да ничего, какие твои годы, отрастут ещё. Бывай
– Да уж не забуду. Ты ещё придёшь, ушастый?
– Как будет на то воля Хозяина. Лично я - не против.
– Я - тоже. Спасибо! Буду ждать!..
– А ждать и не нужно, я уже тут!
– раздался за спиной голос Алины.
– Прости, что задержалась, Аль... Аль! Что с тобой?!
– А что со мной?!
– встряхнулся Александр, сбрасывая ангельское наваждение.
– У тебя глаза были зелёными с просинью, а сейчас - чернее ночи!
– Не беспокойся, Алька, сейчас всё поправим, - буркнул он.
– Нет, правда, скоро они придут в норму.
Он знал о странной особенности своих глаз: обычно они выглядели карими, в минуты радости и умиротворения становились то зелёными, то голубыми, перед лицом угрозы блестели холодной серостью легированной стали, а тяжкие заботы и раздумья чернили их погуще, чем Малевич - свой '... квадрат'.
– И вправду светлеют!
– удивлённо воскликнула Алина.
– Как ты это сделал?!
– 'Аще Бог по нас, кто на ны?!' - вопрошали, идя на ворога, наши далёкие предки. Нет в этом мире невозможного для человека, если Бог с ним заодно.
– Смелое заявление! Скромность определённо не входит в число твоих пороков.
– А для чего лукаво скромничать, когда так оно и есть, - вполне серьёзно заметил Александр.
– Позвольте предложить вам руку, милостивая государыня?
– С превеликим удовольствием, милостивый государь!
Алина тепло улыбнулась, и мягкая её ладошка как-то очень естественно скользнула в мозолистую длань потомственного казака тире гвардейского комбата тире Божьего избранника...
На автостоянке бок о бок - вернее, двери в двери - с командирским Mercedes Gelendewagen бессильно распласталась, как раздавленная танком черепаха, старая просевшая 'восьмерка', и гости, следуя указанной Александром примерной дирекции, направились именно к ней. Каково же было всеобщее изумление, когда по мановению руки комбата сработал центральный замок сверкающего чёрным лаком внедорожника!
– М-да, - покачала головой Алина, - по поводу отсутствия миллионов в закромах нашего любезного благодетеля я точно погорячилась... Между прочим, украинские офицеры рады и 'запорожцам'. Представляю, на чём раскатывают ваши генералы! Наверняка не меньше, чем на 'Хаммерах'.
– Нет, миледи, 'Хаммеры' у нас - удел прапорщиков, а генералам положены болиды 'Формулы 1', - плоско отшутился Александр.
А про себя решил сегодня же вечером упросить Валентинова оставить 'гелендеваген' в его распоряжении ещё на день. Дед добрый. Дед поймёт. Дед войдёт в положение. Дед обойдётся служебным
– Прошу садиться, дамы и господа, едем!
И они поехали. Александр, естественно, за рулём. Алина - рядом справа. Алёнушка - стоя меж спинками переднего ряда сидений. Папа с мамой - сзади. Свободно. Комфортно (хотя избалованные роскошью дамы, кривляясь, заявляют - жестковато, угловато). Достойно. Солидно. По-взрослому.
Единственная среди них несовершеннолетняя, Алёнушка минут десять без умолку щебетала, рассказывая о совсем не детских шалостях дружков-подружек в детском садике. Воистину нет ничего дошкольного в том, чтобы развести целую коробку акварельных красок в ведре бабушки-технички или спрятать котёночка в сумке воспитательницы - то-то ведь обрадуется, когда дома обнаружит там пушистый комочек! Вместо кошелька, томика Марининой и косметички... Но как только они въехали в пределы города, девочка притихла, поводила пальчиком по большой матовой звезде на погоне камуфляжа Александра и задумчиво проговорила:
– Звёздочка... А где ещё две?
– Ещё две?! Ну, как тебе сказать... может, когда-нибудь и прибавятся, но не так скоро. Если доживу, конечно.
– Конечно, доживёшь, ты же совсем не старый!
В совсем не старом до поры мозгу Александра только начало было формироваться недоумение по поводу того, что полчаса назад ангел-хранитель вот так же обмолвился касаемо 'полковника', как вдруг - очень вовремя!
– зазвонил мобильный, переключенный на громкую связь.
– У аппарата, - досадливо ответил он на вызов.
– Старый, ты где?
– заплетающимся языком проговорил невидимый - по счастью!
– Док.
Почему 'по счастью'? Да по той простой причине, что Шаталин даже трезвым вовсе не являл собой секс-символ ВДВ России, а уж пьяным... Судя же по доносившейся из динамика абракадабре вместо внятной русской речи, день у него пропал не зря. Приятель явно был 'кривым', будто классический турецкий ятаган. К тому же обращение 'Старый' он употреблял лишь в состоянии предельного эмоционального подъёма. Или даже запредельного. Как, например, сейчас, после дегустации всего гостевого запаса 'прохладительных' напитков... Обычно же называл комбата Санычем, дескать, привык за пару-тройку лет цивильной медицинской практики - Ароныч, Моисеич, Шмульевич. Степаныч тоже. С исконно-посконной фамилией Эйдельштейнов...
– Где я?
– поморщился Александр.
– На церемонии вручения Нобелевской премии мира в Стокгольме. Чего хотел?
– Да насчёт москвичей...
– Дрянь! Нулёвый 'Запорожец', и тот получше будет.
– Пошёл ты, Старый..! Встретил?
'Свою любовь!' - подумал он. Доку же ответил:
– Ты хоть радио слушай между тостами. Над всей Европой стабильно тяжёлое метео, все рейсы отменены.
– Вот и заеби...
– Без выражений!
– оборвал его комбат.