Новогодний подарок
Шрифт:
Журналист с восторгом описал это зрелище в статье, которую его редактор тут же выбросил в корзину и немедленно продиктовал срочную телеграмму:
«Оставь в покое пейзаж, людей интересует не то, что делается на Монте Розе, а то, что делает барон Ламберто».
Каждое утро, полюбовавшись неповторимым пейзажем, английский журналист спускается на мотоцикле в Орту. Обычно он всегда успевает к началу пресс-конференции лодочника Дуилио.
— Что вы купили сегодня?
— Двенадцать кур, семь кроликов, макароны, рис, сыр пяти сортов, тридцать килограммов фруктов, кофе, сахар, соль.
—
— Два пакета мелкой и два крупной.
Когда Дуилио усаживается в лодку, чтобы отвезти продукты на остров, его провожают аплодисментами, а фотографы кричат:
— Посмотри сюда, Дуилио! Улыбнись! Подними повыше эту связку бананов!
Фотографы ко всем обращаются на «ты».
Когда Дуилио возвращается, его сопровождают лодки, переполненные репортерами, которые засыпают его вопросами:
— Что сказали бандиты?
— Видели барона?
— А синьора Ансельмо?
— Вы служили в армии?
— В каком возрасте вы женились?
— Сколько у вас детей?
— Сколько литров вина вы выпиваете за день?
И так далее, самые разные вопросы. Только журналисты в отличие от фотографов всегда обращаются на «вы».
Мальчишки провожают лодку вплавь и к острову, и обратно. На берегу кто-то продает неизвестно почему виды Колизея. И кто-то даже покупает их. Всегда ведь находится кто-то, кто что-нибудь покупает в любую погоду.
Бары, кафе и магазины открыты всю ночь, потому что все это множество людей не может найти пристанища, не знает, куда деться, и продолжает бродить по улицам или располагается на ночлег где попало, жуя бутерброды и запивая их пивом. Ночью на берегу собирается также народ из Гоццано, Боргоманеро, Оменьи и Гравеллоны. Днем этим людям некогда — они работают. Зато теперь им удается узнать все самое главное — сколько кур купил Дуилио и сколько литров вина он выпил. В субботу и воскресенье съезжаются сюда на всех видах транспорта миланцы, туринцы и промышленники из Бусто Арсицио.
Иногда Дуилио провожает в его путешествие на захваченный остров жена, которая сокрушается так, словно тот уезжает на войну.
— Не езди, Харон! (Она тоже так ласково зовет его.) Они убьют тебя! При чем тут ты? Какое тебе дело до барона Ламберто! Подумай о своих детях, которые могут остаться сиротами.
— Да они уже взрослые, у них свои семьи!
— Подумай о внуках!
— А чего о них особенно беспокоиться?
У причала всегда находятся мальчишки, ныряющие в воду. Журналисты выуживают их за волосы и тоже интервьюируют перед телекамерой:
— Кто тебе больше нравится — Зорро или Фантомас?
— А тебе что лучше дается — кибернетика или структурная антропология?
— Сколько будет трижды восемь?
Словом, кино не кончается. Торговцы носят мэра на руках, словно все это его личная заслуга. В местном банке открыли дополнительно три окошечка для финансовых операций.
Журналистам тоже работы хватает. Все время есть о чем рассказать: то какой-то миланский адвокат организовал соревнования по ночному футболу, то какой-то бродячий продавец устраивает демонстрацию своего товара — пробковытаскивателей. Они совершенно необходимы тем, у кого есть бутылки, в которые провалились пробки. Кроме того, в программе дня концерты клавичембало или духовых инструментов, выступления хоровых ансамблей, бег в мешках…
Местные крестьяне просят телерепортеров:
— Позвольте нам сказать пару добрых слов о
На третий день в Орту приезжает автобус с кондиционером. По специальному разрешению местного регулировщика уличного движения, пораженного содержанием этого автобуса, шофер ставит его на площади, где обычно могут находиться только пешеходы. На номерном знаке стоят буквы «МИ», что значит Милан. Первыми из него выходят двадцать четыре синьора в темно-серых костюмах. Затем выходят еще двадцать четыре, помоложе, в синих костюмах. Одним словом, сорок восемь белых рубашек и сорок восемь галстуков. Все вместе они производят исключительный эффект. Кто же это такие? Это двадцать четыре генеральных директора банков, принадлежащих барону Ламберто, каждый со своим секретарем, который должен делать записи, звонить по телефону и носить портфель с документами.
Толпа затаила дыхание. Разве кто-нибудь видел когда-либо сразу две дюжины генеральных директоров банков? Живые, во плоти, в блестящих ботинках, некоторые в очках, и все, как один, с непроницаемыми лицами.
— Дорогу, дорогу, — говорят секретари.
В толпе с трудом образуется узкий проход, по которому двадцать четыре директора, а затем еще двадцать четыре секретаря гуськом направляются к берегу на виду у острова. Вот они снимают в знак почтения все сорок восемь шляп. Надевают. И некоторое время недвижно стоят, глядя на остров.
Печать и другие средства массовой информации устремляются на приступ, стреляя вопросами по крайней мере на двадцати различных языках, но получают ответ только от одного из двадцати четырех секретарей, который был выбран пресс-атташе. Со своей стороны он отвечает только одно:
— No comment. [12]
Спустя несколько минут двадцать четыре банкира и двадцать четыре их секретаря направляются в мэрию, входят в кабинет мэра, и тот вручает им послание барона Ламберто, которое тайно передал ему Дуилио. Послание гласит:
12
Без комментариев (англ.).
«Любезные господа,
благодарю вас за заботу обо мне. Надеюсь, вы все здоровы. Я чувствую себя прекрасно. Два часа в день занятий гимнастикой — это для меня слишком мало. Поэтому я попросил бы вас достать мне штанги, необходимые для занятий тяжелой атлетикой. Это единственный вид спорта, который разрешен мне в данной ситуации. Желаю вам приятного пребывания на прекрасном берегу Орты.
Любящий вас Ламберто».
После подписи барона главарь бандитов крупными печатными буквами приписал:
«ПОСТСКРИПТУМ. В ОБМЕН НА БАРОНА ЛАМБЕРТО, НАШЕГО ПЛЕННИКА, ТРЕБУЕМ ДВАДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ МИЛЛИАРДА, ПО ОДНОМУ ИЗ КАЖДОГО ЕГО БАНКА. ЧЕКИ, ОБЛИГАЦИИ, ВЕКСЕЛЯ И ТЕЛЕФОННЫЕ ЖЕТОНЫ НЕ ПРИНИМАЮТСЯ».
Двадцать четыре генеральных директора переглядываются, и то же самое делают двадцать четыре секретаря. Они не знают, возмущаться ли требованием выдать двадцать четыре миллиарда или огорчаться по поводу штанги для занятий тяжелой атлетикой. Легкое покашливание выдает их смущение. Более сильное покашливание говорит об их полной растерянности. Один из секретарей шепчет на ухо своему соседу: