Новогодний подарок
Шрифт:
— Барон, бедняжка, наверное, сошел от страха с ума.
— И что же вы ответите на это? — спрашивает мэр.
— Ответа не будет, — заявляют генеральные директора. Они встают все сразу, как один, прощаются и, преследуемые двадцатью четырьмя своими тенями и двадцатью четырьмя секретарями, выходят на площадь и садятся в автобус. Автобус быстро отвозит их в Миазино, где для них приготовлена вилла XVII века с фресками XVIII века, картинами XIX века и бытовыми электроприборами XX века.
Здесь они проводят ночь, укрывшись от внезапной грозы, которая обрушилась на несчастных, застигнутых врасплох в широкой долине, безжалостно пронизываемой
— Очевидно, у него свои планы.
— Может быть, он готовит ловушку? Мы не должны мешать ему.
На следующее утро, когда Дуилио собирается отправиться на остров с грузом продуктов, самый молодой секретарь успевает вручить ему спортинвентарь, приобретенный на вес золота в одном из спортивных клубов ломбардской столицы, который открыт и ночью.
— Что в этих пакетах? — спрашивают полицейские, которые обязаны проверять груз.
— Спортинвентарь, марешалло.
— А может быть, пистолеты, пушки, атомные бомбы? Откройте, откройте, покажите!
На глазах у тысячи любопытных развязывается веревка, разворачивается бумага, и появляются штанги и диски. Бригадир, в прошлом чемпион по поднятию тяжестей, официально удостоверяет, что веса верны.
— Кому все это нужно?
— Синьору барону, марешалло. Он занимается тяжелой атлетикой.
— Сколько лет синьору барону? — спрашивает марешалло.
— Девяносто четыре.
Марешалло в сомнении. Но в конце концов решает, что «никогда не поздно», и ставит штамп на подозрительный товар.
Орта и все окрестности получают прекрасную тему для обсуждения на целое утро. Передаваемая из уст в уста новость, конечно, претерпевает некоторые изменения. В полдень в Стрезе, по другую сторону гор, официант в гостинице сообщает своему шефу, что барон Ламберто участвует в будущей Олимпиаде на соревнованиях по бросанию молота. В 2.30 в Лавено, на берегу Лаго Маджоре, продавец мороженого сообщает своему покупателю, немецкому туристу, что барон Ламберто тайно побил мировой рекорд по прыжкам с шестом.
— О, йа, йа! — говорит немец и откусывает мороженое.
8
Двадцать четыре генеральных директора банка вместе с двадцатью четырьмя своими секретарями расположились в мэрии и ведут отсюда переговоры с бандитами. Мэрия занимает старинный особняк XVI века, который, как уверяют путеводители, «покоится на четырех пилястрах, чередующихся с мощными гранитными колоннами». Короче, внизу галерея, где можно переждать дождь, а на втором этаже — зал, в который надо подниматься по наружной лестнице. Это очень удобно, так как позволяет наблюдать шествие чиновников вверх и вниз, а также смотреть на посыльных из кафе, которые время от времени — в соответствии с расписанием — доставляют
Труднее всего приходится Дуилио, который должен перевозить послания на остров и обратно. Бандиты выставили ультиматум:
«Если в течение суток мы не получим выкуп, начнем посылать вам барона Ламберто по кускам: сначала ухо, потом палец и так далее, пока от него ничего не останется».
Банкиры отвечают, что им нужен приказ барона Ламберто, причем письменный, иначе они не уполномочены выплачивать деньги ни в лирах, ни в сольдо.
Главарь банды сообщает об этом барону Ламберто и предлагает ему написать соответствующее распоряжение.
— Сию же минуту, — отвечает барон Ламберто и пишет по-английски:
«Любезные господа!
Что вы скажете, если я предложу вам прошвырнуться немного и покататься на карусели? Жду вас в Вене, в «Пратере», в будущее рождество».
— Почему вы пишете по-английски? — спрашивает главарь, который не изучал этого языка.
— С этими господами я всегда объясняюсь только по-английски. Этикет!
— Я вижу тут слово Вена. При чем здесь этот город?
— Я приказал перевести фонды из моего венского банка, в котором сейчас скопилось особенно много мелких итальянских банкнот.
Двадцать четыре генеральных директора долго обсуждают послание.
— Почерк безусловно синьора барона.
— Да, но стиль совсем не его!
— Вы правы, коллега. Я не помню, чтобы барон употреблял когда-либо слово «карусель».
— И потом это вульгарное выражение «прошвырнуться» вместо «погулять» совершенно не в его духе. Ему абсолютно не свойственны фривольность и уменьшительные суффиксы!
— Послание, — замечает другой директор банка, — содержит также ошибку, которая никак не вяжется с ясностью и точностью мысли барона. Вы же знаете, что когда имеют в виду венский «Пратер», всегда говорят «Большое колесо», а не просто карусель.
— Конечно, карусель — это понятие, которое подходит скорее для какой-нибудь ярмарки в Крусиналло, чем для Вены.
Ассамблея единодушно решает отвергнуть послание и требует нового — на немецком языке.
— Почему на немецком? — удивляется главарь бандитов, показывая барону ответ.
— Очевидно, директор моего венского банка, а именно он должен выплатить деньги наличными, хочет быть уверен, что правильно понял меня.
— Ну так пишите!
— А ручка?
— Вот же она!
— Нет, извините, этой ручкой я писал предыдущее письмо. Я никогда не использую ручку больше одного раза. Ансельмо, принеси-ка мне новую ручку.
Ансельмо повинуется, и барон пишет по-немецки:
«Любезные господа!
Этим письмом я приказываю, чтобы из всех моих банков были немедленно уволены все служащие, которые не умеют танцевать танго. Ламберто».
— При чем тут танго? — спрашивает главарь «Двадцати четырех "Л"», указывая на единственное в письме слово, которое ему удалось понять.