Новый Свет, Инк. Создание Америки английскими торговцами-авантюристами
Шрифт:
Важность Кале как одного из ключевых звеньев, связывающих Англию с богатыми потребительскими рынками Европы, была признана на всем континенте. По словам Джованни Мичиэля, венецианского посла в Англии, Кале был «ключевым и главным входом во владения Англии». Без Кале, сказал он, у англичан не было бы «ни выхода» из своей страны, «ни доступа в другие страны, по крайней мере, ни одного столь легкого, столь короткого и столь безопасного». Действительно, полагал он, явно забывая о непреходящей ценности Антверпена, Кале настолько важен, что если бы англичане потеряли контроль над ним, «они были бы отрезаны не только от континента, но и от торговли и сношений всего мира».
На протяжении всего срока правления сэра Эндрю Джадда распространялись
Потеря Кале, учитывая его роль в качестве основного поставщика шерсти, стала серьезным ударом для экономики Англии и личного состояния некоторых известных купцов. Одним из первых действий Елизаветы в качестве королевы стала отправка эмиссаров с требованием вернуть Кале Франции. Но лучшей сделкой, которую они смогли получить, было согласие французов вернуть город через восемь лет — при условии, что Елизавета не начнет за это время войну. Для купцов, чья деятельность была прервана, это было глубоким разочарованием. Им срочно понадобился новый штапель, и вскоре они договорились о переезде в Брюгге, фламандский город в нескольких милях к западу по побережью от Антверпена. К 1561 году степлеры получили новую хартию и основали там штапель.
Елизавету не устраивало такое частичное решение, и Сесил, который теперь был главным секретарем Елизаветы, поддержал ее мнение о том, что Кале необходимо отвоевать. «Кале должен быть получен», — писал он, — «ради чести королевства, уверенности в безопасности морей и торговли товарами». В сентябре 1562 года сэр Томас Смит был возвращен из политической глуши и назначен послом Англии в Париже с четкой задачей договориться о возвращении Кале дипломатическим путем. Примерно в то же время Елизавете было представлено весьма рискованное предложение о восстановлении суверенного контроля над Кале военным путем. Группа французских протестантов, известных как гугеноты, просила ее поддержки в стремлении силой свергнуть католических правителей Франции и завладеть страной. Они обратились к Елизавете, как к знаменосцу протестантского дела в Европе. Она согласилась поддержать их при одном условии: Англия получит Кале.
Это предприятие было огромной авантюрой. Условия сделки с французами четко оговаривали, что Кале будет возвращен через восемь лет только в том случае, если Елизавета воздержится от развязывания войны. Поэтому, если бы она вступила в войну с гугенотами, ее войскам пришлось бы одержать решительную победу. Если бы они проиграли, Кале тоже был бы потерян, и, возможно, навсегда.
Елизавета решила рискнуть и заручилась финансовой поддержкой двух лондонских купцов, сэра Томаса Грешема и Лайонела Дакетта. В октябре 1562 года шеститысячный английский военный отряд под командованием Амброза Дадли, сына Джона Дадли, был отправлен в Гавр на северном побережье Франции, чтобы вступить в бой вместе с гугенотами. Но пока англичане готовились к битве, Елизавета тяжело заболела оспой, возможно, от напряжения, вызванного принятием столь сложного решения. Благодаря терпеливому уходу Мэри Сидни, жены сэра Генри и преданной сестры братьев Дадли, Елизавета выкарабкалась, хотя на ее коже на всю жизнь остались отметины.
Однако
Если потеря Кале была недостаточно болезненной, то вскоре Елизавета столкнулась с еще более серьезным вызовом своему имперскому статусу — кризисом, который грозил лишить ее королевского титула: Королева Ирландии. Ирландский вождь Шейн О’Нил, один из самых могущественных и непредсказуемых гэльских военачальников, возглавил жестокое восстание против английского правления и угрожал объединиться с Францией и Испанией, чтобы организовать вторжение в Англию — всего в пятидесяти милях по ту сторону Ирландского моря.
Отношения Елизаветы с О’Нилом и ирландцами были нестабильными практически с самого начала ее правления. В 1559 году, как раз когда Елизавета взошла на трон, О’Нил пришел к власти в Ольстере, на северо-востоке острова, где О’Нилы были одним из доминирующих кланов. Будучи на три года старше Елизаветы, О’Нил отвергал все английское. Прозванный «Гордым», он говорил на гэльском и писал на латыни, но, по слухам, отказывался «разевать рот» на «грохочущем английском» языке.
Тем не менее, в начале правления Елизаветы он стремился к хорошим отношениям. Он подал прошение Елизавете, пообещав ей, что добьется мира в Ирландии, усмирив «грубых, нелюдимых и непокорных людей» Ольстера и заставив их стать «верными, послушными и истинными подданными» королевы. Он также «усмирит предателей» и «победит мятежников» и избавит Ирландию от врагов королевы.
Декларации о лояльности О’Нила продержались недолго, и вскоре он уже вел войну с соперничающими кланами, терроризируя сельскую местность и сжигая деревни в попытке сохранить свою власть над Ольстером. К июню 1561 года лорд-наместник, или вице-король, Елизаветы издал прокламацию, в которой осудил О’Нила как «мятежника и предателя».
Перед лицом этого непокорного главы клана Елизавета заняла достойную дипломатическую позицию, пригласив О’Нила посетить ее в Лондоне. Она всегда предпочитала примирение конфронтации. О’Нил в принципе согласился, но потребовал, чтобы королева одолжила ему три тысячи фунтов на поездку — деньги, которые, как были уверены ее советники, она больше никогда не увидит. Этот вопрос стал решающим, и О’Нил дал понять, что «ничто не мешает ему вернуться к ней, кроме отсутствия денег». В конце концов Елизавета выделила средства на поездку О’Нила, и к ноябрю 1561 года ему сообщили, что он «готов к отплытию».
К первой неделе января 1562 года О’Нил был в Лондоне под защитой телохранителя, состоявшего в основном из наемников, известных как галлоуглассы — с гэльского, что означает «чужеземные воины». Эти страшные бойцы, чье происхождение было шотландским, обосновались в Ирландии и завоевали репутацию дьявольских подвигов на поле боя. По словам знаменитого летописца Уильяма Кэмдена, они маршировали по улицам Лондона «вооруженные секирами, все с голыми головами, их волосы струились локонами по плечам». Они вызывали «столько же взглядов и удивления, как если бы они прибыли из Китая или Америки».
6 января О’Нил подписал документ о покорности, преклонив колена перед королевой. Отныне он должен был считаться «хорошим и естественным подданным». Но, вернувшись в Ирландию, О’Нил отказался от сделки, заявив, что его заставили подписать документ. «Они держали меня там до тех пор, пока я не согласился на вещи, настолько противоречащие моей чести и выгоде, что я никогда не выполню их, пока жив», — сказал он. «Ольстер мой и будет моим». В течение следующих четырех лет О’Нил вел открытое восстание, угрожая Пэйлу — изолированному анклаву английских поселенцев, построенному вокруг Дублина по образцу Кале.