Нравственный образ истории
Шрифт:
Еще при жизни отца его, князя Игоря Рюриковича, Русь оказалась в тяжкой зависимости от хазар. Сей кочевой народ в седьмом веке был обращен из язычества в талмудический иудаизм пришельцами от рассеянного Богом Израиля. Изгнанные из Персии (Ирана) иудейские купцы - рахдониты (знающие дороги) вместе с богатыми византийскими евреями обоснавались на так называемом шелковом пути, пролегавшем с востока на запад через пустыни средней Азии, скифские степи, и на пути из варяг в греки. На пересечении караванных троп из Китая, Индии, Бухары с реками Волгой и Доном, вокруг Меотиды (Азовского моря) и в Боспоре Таврическом (на Крымском
В устье Волги, тогда еще называвшейся Итилем (в память об Аттиле), при впадении великой Русской реки в Каспий, возник один из главных городов иудейской Хазарии - Итиль. На Дону выросла столица хазарского канганата - Белая Вежа, или Саркел (белый дом), как называли её сами хазары. Используя воинственных хазар, наемников и воинов-рабов, купленных в разных странах, каганы (цари иудейские) начали прибирать к рукам земли славян и греков. При этом на Православный Царьград они старались направлять, по возможности, отряды бесстрашных руссов.
«К середине X века, - пишет митрополит Иоанн (Снычев), - киевский князь стал вассалом иудейского царя Хазарии. Произошло это после карательного похода "досточтимого Песаха" - еврейского полководца, который во главе наёмной армии... опустошил страну и осадил Киев. Около 940 года [еще при Игоре]... Днепровское левобережье, земли уличей и тиверцев в низовьях Днестра и Дуная попали в руки печенегов». Русь оказалась вынужденной платить хазарам "дань кровью", то есть посылать своих сынов сражаться за чуждые славянам интересы. «Тогда, - читаем у Л.Н.Гумилева, - стали русы подчинены власти хазар». И тогда же каган Иосиф, искавший военного союза с мусульманами, писал Омейядскому халифу: «Я живу у входа в реку и не пускаю руссов».
Однако так продолжалось недолго. После смерти князя Игоря (945 год), уже в 50-х годах началась активная борьба русских с хазарами, а в 60-х Святослав, рожденный для войны, повёл свои победоносные полки на великие завоевания. Освободив от власти каганата земли вятичей на Оке (964), он в том же году на кораблях спустился по Волге к Итилю. «И бывши брани, одоле Святослав козаром, и град их... взя»– сообщает летописец.
Купцы иудейские разбежались, общины распались. От того сами хазары получили духовную свободу. Тем более, что многих хазар и скифов еще в IX веке крестил Святой Кирилл (видимо, без Мефодия), проповедовавший в Тавриде до своего путешествия в Моравию.
После взятия Итиля Святослав пошел на столицу Хазарии. Сам каган вышел для решающей битвы и был разгромлен русскими полками. Разорив Саркел, великий князь обратил оружие против союзных хазарам косогов и ясов, завоевал Таматарху (Фанагорию) и Тмутаракань. Каганата хазарского не стало.
Печенеги, оказавшиеся данниками Киева, с трепетом клялись в покорности Святославу, обещая вовек не поднимать оружия на славян.
Всё для Крещения Руси, казалось, было готово: свобода земли, свобода духа (за веру никто не преследовался); и Блаженная Княгиня Ольга усердствовала в распространении Христианства. Строились храмы, совершались церковные службы, раздавалась милостыня. Тем не менее сам Великий князь оставался язычником. Не то, чтоб закоренелым фанатиком, нет! Но только будучи воином во всем, Святослав не представлял себе жизни вне поля брани, без коня, без дружины, без побед и новых завоеваний. Христианское благочестие представлялось ему несовместимым с воинскими доблестью и вольностью. С доблестью благородной, что было в характере Святослава, и вольностью разбойничьей, ибо, по тем временам, ратный труд завоевателя без грабежа побежденных не обходился. Военная добыча
Новый Василевс Никифор Фока, сын Константина Багрянородного (крёстного отца Ольги) уговорил князя Киевского напасть на болгар, поселившихся в бывшей Фракии. Посол императора грек Калокир обещал Русским богатые дары за услугу. Святослав соблазнился предложением и согласился.
Шестьдесят тысяч русских витязей из моря Чёрного на ладьях вошли в Дунай. Болгары не выдержали их натиска. Города сдались. Но победителю показалось мало полученных даров и военной добычи. Вопреки ожиданиям византийцев, руссы не покинули захваченной ими Болгарии, богатой солнцем, фруктами, вином. Святославу здесь понравилось и вздумалось основать в Переяславце свою столицу.
Такой поступок, естесственно, не мог привести ни к чему доброму. Не говоря уже о неизбежном конфликте с Царьградом, сама Болгария для завоевателей было чужою страной, с враждебно настроенным населением. Но главное, не имея прямой связи с Русью, оставив у себя в тылу вероломных, мстительных печенегов, Святослав мог рассчитывать в Переяславце лишь на мужество своих соратников, силы которых были не безграничны. И тем более он оставлял беззащитным родной край: отечество, детей, престарелую мать. За всем этим не замедлила последовать расплата - печенеги осадили Киев.
Подошедшая на помощь городу сторожевая не в силах была справиться с полчищами врагов. В лучшем случае отряд Претича мог, прорвавшись за стены крепости, усилить ряды её защитников, да и то не очень. Печенегов собралось слишком много. На приступ они, правда, пока не шли, видимо, надеялись взять измором. Но сколько могли продержаться осажденные, воевода не представлял.
Почтовый голубь с известием о прибытии дружины улетел в Киев ещё вчера, однако, на скорый ответ рассчитывать было трудно. Оставалось, как советовала мудрая Ольга, положиться на Бога и действовать по обстоятельствам.
Претич не был равнодушен к проповедям доброй княгини. Он и сам частенько подумывал о крещении, беседовал со священниками, с отцом Григорием (духовником Ольгиным). Только ныне, чтобы дойти до них, надо пробиться сквозь строй вооруженных варваров. Как это сделать, воевода не знал. Умирать некрещёным ему уже не хотелось, а остаться в живых, не уронив чести воинской, казалось невозможным.
С этими мыслями Претич взобрался на высокий дуб и стал пристально всматриваться в передвижение маленьких человеческих фигурок на противоположном берегу. Понычалу масса печенегов выглядела однообразной. Когда глаза пообвыкли, воевода начал кое-что различать. Вскоре он заинтересовался поведением одной очень странной на вид фигурки. Похоже, то был юноша, что-то искавший - может быть, своего коня. Спрашивая о нём у встречных, молодой воин, как бы между делом, подходил всё ближе к речному обрыву. Добравшись до края, он украдкой оглянулся на печенегов, занятых собой, а затем, убедившись, что за ним никто не следит, вдруг прыгнул вниз и побежал к воде, на ходу сбрасывая одежду.
Печенеги увидели его уже плывущим. Не сразу догадавшись о причине побега, они какое-то время ещё кричали, махали руками. Только осознав, видимо, что это русский лазутчик, они толпою устремились на берег и открыли стрельбу из луков. Беглец между тем отплыл саженей на семьдесят, так что не всякая стрела до него долетала. Да он ещё и нырял, не давая врагам прицелиться. Потом стрелы вовсе перестали достигать его. Тогда юноша ускорил своё движение размашистыми гребками. Течение сносило пловца вниз, навстречу ему, под покровом тумана, уже спешила лодка, посланная русским воеводою.