Нуониэль. Книга 1
Шрифт:
— Ах да! Как же так! Наше благородие оставили без должного внимания! Все глядели на нуониэля, а про великого рыцаря Ломпатри как-то позабыли. Не то, что убегающий от разбойников Гвадемальд.
— Господин Гвадемальд передал в ваше распоряжение одну бочку своего чудесного эля, — весело напомнил Воська о подарке вирфалийского рыцаря, чтобы разрядить обстановку. — Он замечательный человек. Надеюсь, у него всё будет в порядке.
Закич подошёл к столу и сел напротив Ломпатри.
— Я всё пойму, господин рыцарь, — ехидно начал Закич, — ты только скажи мне, за что ненавидишь
— Дал бы я тебе кулаком по шапке, да розгой по мягкому месту, — ответил Ломпатри. — Твоё дело — за конями ходить! Что же ты думаешь, Закич, это сюзерены виноваты в том, что вы — мужики — по скотски живёте? Короли повинны в том, что бьёте жён, напиваетесь до полусмерти, дерётесь из-за денег ни на жизнь, а на смерть? Неужто, рыцарей вина в вашей глупости и нежелании постигать неизведанное, расти над собой? Вы же сами предпочитаете грязь и разврат. Гвадемальд вызывает у меня уважение, потому что поднялся над тленным, и посвятил себя стяжению славы и благочестия.
— Кому, господин рыцарь, ты предлагаешь хлеб сеять, коль все стяжать будут?
— В чём же ещё благочестие, если не в честной работе на земле?
— А может, мы это у Воськи спросим? — предложил в ответ Закич. — Что скажешь, слуга рыцаря?
Воська пожал плечами. Он глянул на нуониэля скромно стоящего у двери. Сказочное существо сделало несколько знаков Воське.
— Что? — спросил Ломпатри.
Нуониэль указал на всех присутствующих, сделал ещё несколько движений руками и, в конце, очертил пред собою в воздухе большой круг.
— Говорит, что мы задаём слишком много вопросов, — сказал Воська рыцарю. — Не привык он так.
Ломпатри и Закич промолчали. Каждый вдруг вспомнил напутствие Гвадемальда о хвори-проклятии, делающем так, что люди задавали бессмысленные вопросы.
— Вспоминает, поди, наш господин нуониэль. И поправляется, и вспоминает, — заулыбался Воська, но тут же осёкся, заметив хмурый взгляд своего хозяина.
В горницу постучали. Нуониэль отворил старую скрипучую дверь, и на пороге появились крестьяне. Они принесли путникам немного хлеба, молока и репы. Хлеб был свежим из нынешнего зерна. Мягкие корочки быстро вернули путникам сытость и силы. Настроение у Ломпатри улучшилось, и он решил наведаться в общий дом — потешить себя наблюдениями за немытой челядью. Однако разговор в общем доме оказался далеко не таким, как хотелось рыцарю.
Когда путники переступили порог общего дома, солнце уже скрылось за лесом, который хорошо просматривался отсюда с холма. Горница освещалась только печкой, каганцами по углам и восковыми свечами, зажжёнными рядом с пенатами. Народу пришло совсем немного. В женском уголке одиноко пряла пряжу старуха, тихонько мыча грустный напев. Староста деревни сидел во главе стола напротив печи. Рядом на лавках сидела горстка мужиков, среди которых был и Мот. Ломпатри сел против старосты у печи, а его спутники сели вдоль стола напротив мужиков.
— В деревне нет ни одного человека, который бы не задавался сейчас вопросом, для чего в наши Степки явился благородный рыцарь, — сказал староста Бедагост. — Я не такой глупый, чтобы не понимать, зачем
Ломпатри помедлил с ответом. Он смотрел старосте Бедагосту в глаза и хмурил брови. Вопрос старого крестьянина оказался для него не так-то прост.
— Зачем ты путаешь их? — обратился к старосте крестьянин Мот. — Это ненужный вопрос. Надо другое спросить!
Староста Бедагост положил руку Моту на плечо, чтобы тот успокоился. Крестьянин тяжело вздохнул и запустил пальцы в свои нестриженые, свисающие на лоб рыжие волосы.
— Будет тебе, Мот! — одёрнул его сосед справа. — Пущай ответят.
— Как вам уже говорил мой слуга, — начал рыцарь, — Моё имя Ломпатри. И да, король Хорад однажды, много лет назад, наградил меня рыцарским титулом по праву рождения.
— Это может быть и так, — сказал Бедагост, — но мой вопрос трошки иной.
— Ты волен задавать вопросы, как вздумается. Я волен отвечать по своему усмотрению, — ответил Ломпатри.
Староста засмеялся. Его пробрал неистовый хохот такой силы, что бедный старик, в конце концов, просто закашлял. И теперь уже Мот положил руку на спину старосте, чтобы тот успокоился.
— Ты боишься моих вопросов? — тяжело дыша, прокряхтел Бедагост.
— Я не боюсь твоих слов, старик, — ответил Ломпатри.
— Но я ведь действительно только и делаю, что задаю вопросы! Тебе не кажется это странным?
— Мне рассказывали, что тут все очень любят задавать странные вопросы.
— Да, — заулыбался старик, — очень многие думают, что дербенские крестьяне сошли с ума и их вопросы не имеют смысла. Есть страшное поверье, будто бы дербенские вопросы могут лишить тебя разума. А знаешь, почему сюзерены считают крестьянские вопросы проклятыми?
Воська беспокойно подвинулся к Ломпатри и склонил к нему голову:
— Это он тоже спросил, — прошептал слуга. — Это тоже вопрос! Странный какой-то. Не стоит на это отвечать, господин Ломпатри.
— Не страшись, рыцарь, — продолжил Бедагост. — Я сам отвечу. Приближённые короля и благородные рыцари не понимают наших вопросов, потому что не хотят их понимать. Они не хотят слышать наш крик о помощи. Они ходят с нами по одной земле, но живут в другом мире. Это мир каменных замков с сотнями солдат, пускающими стрелу в каждого, кто подойдёт достаточно близко. Какое им дело до наших нужд? Тогда как нужда у нас давным-давно одна — знать, когда же вы, честные и благородные рыцари, наберётесь храбрости, убьёте поганых разбойников и вернёте нам наших родичей, гибнущих в штольнях.