Ныне и присно
Шрифт:
«Хочешь информацию к размышлению? — продолжал гнуть свое Сергей. — Бабку Ашхен, старую армянку со второго этажа, знаешь?»
«Знаю, — хмыкнула темнота Тимшиным голосом. — Постоянно на крылечке дежурит. Не бабка — часовой в платочке!»
Мечи немного оплыли, пульсация замедлилась. Самое время уходить по—английски, но Сергей уже не мог остановиться. Как тогда, у сожженного каянского хутора.
«А почему дежурит? Муж на фронте погиб, море обоих сыновей забрало, одна осталась…»
«И что?» Лезвия
«А то, что у нее родня в Армении нашлась, дальняя правда… приезжали, с собой звали. Ты бы что ответил?»
Тимша не отозвался, Сергей, выждав немного, продолжил: «Отказалась бабка — душа здесь останется, сказала, как жить без души?»
Тимша по-прежнему молчал, ножи превратились в уродливые бугристые наросты.
«Ладно, авось бабка скинам не враг… хоть и армянка… тогда другой пример, попроще. — Гнул свое Сергей. — Спроси узбеков, которые дынями торгуют, во что им доставка обошлась? Сколько в цену поборов заложено — за право доехать, за право торговать… за право оставаться живым наконец! Дорогие дыньки? Я бы еще дороже продавал!»
«У подъезда шприцы пустые видел? — желчно бросил Тимша. — Снегом занести не успело! А сколько еще по весне вытает! Героин по-твоему белые медведи с Арктики тащат?»
«Не медведи, — согласился Сергей. — Вот думай, кого мочить, кого защищать… голову я тебе нормальную одолжил.»
«Моя тоже не в огороде выросла», — усмехнулся Тимша. Уродливые наплывы растворились, по стенам тоннеля вновь безмятежно плыли вихрики.
«Ладно, заболтались мы, — отрезал Сергей и, после паузы, с ухарским смешком добавил, — У обоих дел по горло: тебя ужин ждет, меня — дыба!»
Кажется Тимша успел что—то крикнуть… Сергей уже не слышал. Темнота взревела ураганом, Сергея понесло, закружило. Комната стянулась в точку, пламя летящей навстречу свечи испуганно трепетало… пока ветер не оборвал его существование. Небрежно и легко. Как меч Весайнена человеческую жизнь. Еще пару секунд тускло светился тлеющий фитиль, затем угас и он.
Шабанова вышвырнуло из тоннеля, ураган мгновенно стих. Доселе неощутимое тело внезапно обрело вес, колени ударились о холодный земляной пол, проснулась забытая боль…
— Конечная станция… — пробормотал Сергей. — Приехали.
— Не-е, парень, — хрипло заметила темнота. — Это не конец. У тебя еще все впереди.
«Впереди… знамо дело, что впереди, — лексика менялась сама собой, стоило почувствовать щекой вонючий земляной пол. — Дыба и палач толстопузый, вот что! Кой хрен дернул возвращаться? Не сиделось в теплой квартире… Страдалец за землю русскую, мать-перемать…»
Настырное бормотанье соседа по темнице мешало думать, сбивало с мысли. Сергей нехотя прислушался.
— Дык я спрашиваю, хто таков будешь? — в который уж раз переспрашивает хрипун. — Али на ухо туг?
— Тебе не все равно? — вяло огрызнулся Сергей. — Шабанов я, с Умбы… надысь от Весайнена утек,
— Эка! — удивилась темнота. — А не врешь? От немчуры не больно-то утечешь. Небось, на коленях Юху молил живота сохранить?
— А в ухо? — зло поинтересовался Шабанов.
Темнота задумчиво посопела и довольно произнесла:
— Не-е, промахнесси. Да и куда тебе, сосунку на воя!
«На воя? В смысле, на воина, дружинника то бишь?»
— И чего ж ты в темнице рассиживаешь, коли вой? — ехидно спросил Шабанов. — Стибрил чего?
Темнота взревела пнутым под зад медведем, звякнуло железо. Приподнявшийся Шабанов на всякий случай, снова приник к земле. В следующий миг над головой словно пудовое ядро пронеслось. Волосы на затылке шевельнуло порывом ветра.
— Я те покажу «стибрил», засранец! — ярился невидимый сокамерник. — Ты у меня язык-то прогло… Гр-р-ры!
Окончание фразы утонуло в громогласной отрыжке. Темницу заволокло удушливым облаком самогонного перегара.
— Не стибрил, значит пропил-прогулял, — сменил версию Шабанов.
— Дурак ты, паря! — одышливо сказала темнота. Видно богатырский замах исчерпал остатки сил. — Лонись [38] в Кандалакше царев кабак открыли, тяперя там зелье пьянствовать положено, а я по привычке к Варьке-бражнице… Она и налить может… и приветить… а с кабатчика что возьмешь?
Темнота обиженно хлюпнула носом. Скрипнули доски.
— Кто с тобой в полоне был? — чуть позже спросил незадачливый любитель женской ласки.
38
Лонись — в прошлом году.(устар.)
— Заборщиков Серафим, да Букин Федор, да братья Протасовы… — начал перечислять Сергей. Перед глазами, как наяву, возник яхт, донесся скрип весел, кафтиево «Пыстро!»… Шабанов передернулся. — Может кто и ушел: мы за борт прыгали, да меня выловили…
— Букин? Федька?! — перебил не дослушав вояка. — Так мы с ним намедни добро-о погуляли! Как ты сказал тебя? Шабанов? Ну точно! Федька сказывал, как ты его из болота за уши тащил! Мы еще за помин твоей души хор-роший штоф… — вояка ностальгически вздохнул и уверенно заявил, — тяперя сто лет жить будешь.
Снова заскрипели доски. Сергей завистливо вздохнул — от земли тянуло холодом, а уцелевшие лохмотья согревали плохо.
— Подь сюды! — чуть позже предложил вой. — Не боись, не трону! Отходчивый я… неча на земле спать-то. А тута нары.
«Нары, это хорошо… да что там — здорово! После ночевок в снегу рай просто». Шабанов собрал себя в кучу, тобурки заскребли по утоптанной поколениями сидельцев земле. «Доползти бы. А там хоть убивай — даже рыпаться не буду».
На одном лишь гоноре Сергей заставил себя подняться, шатаясь добрел до заветных нар. Дружинник шумно втянул воздух, отодвинулся.