Ню
Шрифт:
…– Хороший коньяк, да? Ну вот… Я тебе что хочу сказать… Знаю, что поймешь меня правильно, потому, что я – это ты, а ты – это я. Короче. Ты… Если ты с ней трахнешься, короче, я на стенку не полезу и не застрелюсь, что мой родной брат-близнец… Понял? На здоровье – и ей и тебе. От меня не убудет. Можешь ничего не говорить, я и так – по глазам вижу… Побежал я, Серега… Уже на двадцать минут опоздал. Пока… В конце дня позвоню, расскажу, что там, за великой китайской стеной…
…Мой первый шаг – в Зазеркалье…
2Все-таки он забыл сказать мне, с какой стороны спит… Я увидел, конечно, разные дамские штучки на тумбочке слева, но все же… Н-да…
…Я принимал душ, а она вошла в ванную комнату и были на ней только… Слава богу, хоть спит в ночной сорочке… Это Андрей мне рассказал. Ну, и не только это…
…А Натка бросилась мне на шею и сидела на руках, не слезая, до самогоВрать не буду. Я хотел это сделать и – сделал. Хотел ее – жену моего родного брата и – получил. Потому что – нам не дано предугадать… И когда ее губы… Ее бедра…
…А Ирка лежала на правом боку и смотрела – на меня?
– Ты сегодня странный и ужасно возбуждающий… И – чудесный… Уже очень давно такого… Вот как будто – в первый раз. Второй раз – в первый раз, понимаешь? Сама себе не верю… Я-то думала, уже… Господи, сладко-то как… И ты сладкий… Даже привкус у тебя какой-то… Знаешь, что? Хочу тебя – еще… Тебя – еще… Хочу……Три дня мы не вылезали из постели. Даже когда завтракали, обедали или ужинали. Когда ходили на пляж. Когда я сажал на плечи Натку, и мы шли вместе куда глаза глядят… Все время.
На вторую ночь я проснулся и, открыв глаза, увидел, как она, сидя на кровати, раскачивается взад и вперед и шепчет – тихо-тихо:
– Господи, что же делать-то, а? Что же делать…
На третий день я уехал…
3Его такси столкнулось с фурой. Пьяный водитель, горная дорога. Пропасть – сто двенадцать метров. Но убил его – я…
Не помню почти ничего. Ни опознания, никаквез его домой – ничего…
В глазах – туман, уши – как ватой… только последним, крохотным краешком сознания долблю в себя одно и то же слово – молчи, молчи, молчи… Потому что на табличке, которую сейчас воткнут в землю над его могилой, написано мое имя – Андрей… Потому что у матери – инфаркт. Мало мне Сереги, еще и ее? Близнецы… Хорошо хоть, отцу повезло – не дожил……Стою и смотрю, как мои жена и дочь хоронят – меня…
– Да упокоится душа раба божьего…
– Да будет ему земля пухом…
Комья земли о крышку гроба…
Двойные похороны. И никто не знает, что я хороню сразу двоих – себя-его и себя-себя. Сразу…
Никто. Кроме нее – Гели… Вон она – через две могилы от нас…
В черном……Такая горячая, гладкая и нежная. Такая близкая. Такая – моя… В этом все дело. Моя…
Обычно ведь – как? Даже если и случилось, повезло – встретились, нашли друг другая – вместе… Это – моя женщина, это – мой мужчина. У нас не так. Не так. Я знаю и говорю – моя женщина. И она – Геля – тоже… Не – мой мужчина, а – твоя женщина… Вот такая связка. Ты – моя женщина, я – твоя женщина… Принадлежать – самый большой талант на свете. Потому что – полная беззащитность. Абсолютная. И – нет защиты надежней.
Принадлежать.
Довериться.
Единственному мужчине – до конца, которого нет…
Быть – вещью его…
Ах, какие могут быть у женщины счастливые глаза…Никогда не думал, что Ирка…
У нее просто вдруг – подкосились ноги, и она упала, потянув за собой Натку. Потом, когда ее подняли, тихо-тихо, как молча – завыла…
Знать бы – по кому.
…Мы оставили его здесь и ушли…
И Геля – вот она – в черном. Как дыханьем……Я пытался. Правда – пытался. Жить, как жил раньше, до того, как оказался по ту сторону зеркала – в Зазеркалье. И увидел оттуда не свое отражение, а – себя. Его глазами. Иркиными. Да-да, и ее. Потому, что и она – знает. И за все сорок дней не сказала мне ни слова, даже глаза на меня не подняла. Натке лучше не знать вообще… И мама – тоже. Уже – девятины… Никого не осталось. И меня – тоже… Вот он – этот поворот…
– Геля… Геля-Геля-Геля… Ге-е-еля-я-я!!!….
…– Что, Андрюшенька? Что? Сон плохой? Я здесь… Слышишь? Я с тобой… Все хорошо, успокойся… Это только сон. Только – сон… – Нет, Геля, нет… Это не сон… Просто я только что – умер… Снова…
…Мы расстались с ней через год. Ни одна вещь не может служить вечно. Хотя бы потому, что тот, кому она принадлежит, не вечен – тоже… Дорога в Зазеркалье для нее – закрыта. Дорога оттуда – закрыта для меня… Вещь может быть платой, но не может платить сама. Она может только – принадлежать…
Этюд для троих с плюсом
…Солнце прямо в окно. Слепит. Лето. На подоконнике воробей крыльями мельтешит. Звонок в дверь. Открываю. Три человека в военной форме, офицеры. Двоих я знаю – Володины сослуживцы. У всех троих глаза – в пол. Снимают фуражки, поднимают на меня глаза. И я мотаю головой и кричу, кричу, кричу…
…Лоб мокрый, в горле – судорога,
1. Ната
Ну вот, хотя бы – так…
– Нам надо поговорить…
И он поднимает глаза от книги и смотрит на меня, и морщит нос. И – молчит.
Я люблю его, он все еще часть меня. Я произношу:
– Нам надо расстаться, Володя. Я ухожу…
И ничего не происходит, небеса не разверзлись.
Мой муж смотрит на меня долго, очень долго, так долго, что я начинаю дрожать и кусать губы, и – плачу, плачу, плачу……А Сережа сказал как-то:
– У тебя такое тело… Небесное. Ты – мое небесное тело…
Я верю. Ведь он, Сережа, знает про небо – все. Он же летчик, как и мой муж. О небесных телах они тоже знают – оба. О моем-то – уж точно. Хотя…
Два друга, два летчика. И небо. И женщина, а как же иначе. Господи, что же еще нужно для истории со счастливым концом?– Ты слышал, что я сказала?
Он опускает глаза и после паузы говорит – очень спокойно:
– Да…
– И что теперь? Что ты…
– Что я собираюсь делать?
Я киваю.
– Ничего, уйду, вот и все. Ты – останешься. Только дай мне… немного времени, мне надо привыкнуть. Всего несколько минут…
– К этому можно привыкнуть?
Он пожимает плечами.
– Не знаю, я постараюсь. Я буду очень стараться – чтобы быстрее шло время.
– А… куда торопиться?
– Просто жить… Жить – без тебя. Это должно быть очень долго, вот поэтому.
– А что будет со мной?
Он снова поднимает на меня глаза и тут же опускает их снова.
– Уже – не знаю. Теперь… Но он – отличный парень и вы… У вас…
– Так ты все знал?
– Нет, не все. Я имею ввиду – про вас.
– А что же еще?
– Еще – про нас…
– Про нас – что?
– Ну, как тебе объяснить… Хрупко все было – очень. Слишком хорошо. Слишком хорошо, чтобы быть правдой.
– Но ведь – десять лет! Десять лет, Володя…
Он кивает.
– Вот я и говорю – целых десять лет. Хорошо. Слишком. Не надо, зачем ты плачешь, не надо…
– Я хочу тебе объяснить…
– Что объяснить? Да и – к чему? Ах ты, Натка… Не надо ничего объяснять. Мне – во всяком случае. Хотя… знаешь… Только одно – скажи, ты меня еще любишь? Хоть немного?
– Да…
– Тогда тебе будет тяжело.
– Мне уже тяжело…
– Но ты – счастлива?
– Ужасно. Безумно. Так не бывает, но – да.
– Вот я и говорю – тяжело. А уж если так, что и не бывает, то…
Он упал. Сморщил лицо и осел как-то вдруг и – набок. И умер. Я это сразу поняла. И когда приехала «скорая», я им…
Потом я не помню.
…Когда я вспомнила про Сережу, то оказалось, что и он – тоже умер. Для меня – умер…
Дальше – про это не надо рассказывать, про это и думать не надо.
Нет, не годится… Нельзя так. Так – нельзя……Господи, что же делать, а? Ну, кто бы мог подумать, предположить, представить такое… Как же мне теперь с ними, с обоими… И все равно, если вот сначала, если бы можно было – сначала… С первой минуты, просто счастьем по глазам. Счастьем – по – глазам… 2. Годом раньше
– Натуль, а этот сыр тебе – как?
– Да, хороший сыр, хороший, и оливки к месту. Ты все правильно купил.
– А ты что, холодец делаешь? Здорово, мы его с горчинкой, с хреном… Пойдет под это дело. А потом еще горячее. Ну, прям…
– Слушай, а Серега твой, он что, любитель «ну прям»? Или как ты – разговоры одни?
– Ну, как тебе сказать… Ты ведь не просто Натка – моя жена. Ты – жена летчика! А летчик, это такой человек… Летает он, понимаешь? Потому, что без этого – не может. Серега такой, и я такой. Мы с ним оба-два. Похожи мы, друзья мы с ним с самого первого вылета, с училища, почти с детства.
– Ага. Ну, тогда я спокойна…
– Ах ты, Натка, даже помечтать не даешь, крылья подрезаешь…
– Тебе подрежешь, как же…
Он вдруг подходит ко мне сзади и застывает. Не касаясь меня, близко-близко. Так, что я чувствую его дыхание на своих волосах.
– Ты знаешь… Ты единственная, кто может подрезать мне крылья. Вообще, единственный человек на свете, кто может это сделать… Ты – моя женщина, моя Ната… Понимаешь? Я сам себе до сих пор не верю. Что ты – и рядом. Что можно до тебя – рукой… Вот так… И – так… Иногда просыпаюсь ночью, слышу твое дыхание и…
И я оказываюсь к кольце из его рук, а он оказывается – везде. И сразу – тепло…
– Володя…