О-3-18
Шрифт:
Бибик работал на группировку волколюдов, которые хотят поменять что-то в себе. Или… в обществе? Или во взаимоотношениях с обществом?
«Свободу волкам». «ВолкоЛЮДИ». «Клыки и слава».
Три идиотских названия, но только эти сообщества постоянно на слуху. И Шайль знает, что каждая из этих общин состоит из безумцев и редкостных придурков.
Значит, круг подозреваемых пока именно такой. Это уже неплохо. Лучше, чем обвинение женщины в убийстве родного брата.
Дверь хлопает.
— Представьте! Я Кармайна встретил. Этот дебил стоит
— Ты же понимаешь, что премию за это не получишь? — отзывается голос ёрка, даже не оторвавшего взгляда от «Поваренка».
— А так хотелось, — Бобби вздыхает и протягивает запечатанную пачку сигарет Шайль. — Ты ведь такие обычно куришь?
Девушка бросает взгляд. «Забастовка». Да, то, что надо.
— Спасибо, — кивает детектив. — Откуда ты знаешь?
— Представь, у тебя пачка из кармана один раз вывалилась, а я до сих пор помню. Фотографическая память, — и Бобби довольно стучит пальцем себе по виску. — С тебя полрубля, кстати.
— У меня мелочи сейчас нет.
— Зато у меня есть. На, держи полрубля, а ты мне рубль, — и Бобби пытается всучить Шайль бумажку.
Именно бумажку. Да, мир до сих пор не привык к тому, что пришлось отказаться от монет. Они были ужасно удобными, пока не открылись Врата в мир боблинов. С тех пор, как эти мелкие зеленошкурые создания начали расхаживать повсюду, прикарманивая каждую блестяшку, людям пришлось задуматься над денежной реформой. Тем не менее, полрубля — это не самая низкая цена на рынке. Поэтому тот, кто хочет купить себе дешевые мелочи, вынужден скупать их скопом, почти что оптом. Зато ручки и скрепки никогда ни у кого не кончаются. Как и туалетная бумага. Это самое важное.
— Рубля у меня тоже нет. Есть пятерка. Могу порвать на пять частей и одну отдать тебе, хочешь? — ухмыляется Шайль.
— Не порть мне кровь, женщина, — Бобби достает из кармана несколько бумажек и шлепает их на стол перед девушкой. — Теперь гони сюда пять рублей.
Детектив смотрит на купюры. Замечает:
— Полрубля забыл добавить.
— Тц, на и полрубля.
Купюра, как недостающий кусочек паззла, ложится сверху на потемневших от времени «сестер», и теперь Шайль без сожаления отдает свою пятерку.
— Она надорвана. Ты серьезно?
— Ну, в банке обменяешь, — невинно отвечает детектив, торопливо припрятывая ворох купюр в карман куртки.
Бобби усаживается за свое место и злобно что-то бормочет. Шайль, конечно же, слышит каждое нелестное слово в адрес женского рода, но уважает право чужого шепота.
Тем более, пришло время «бастовать». Сигарета, наконец-то нужная, пристраивается на губах детектива. Зажигалка, взятая откуда-то со стола, из-под бумаг, тоскливо щелкает. Потребовалось несколько попыток, чтобы извлечь огонек, но это не проблема. Ослабевшие зажигалки Шайль никогда
Вонючий дым ударил в ноздри. Для надежности детектив еще и выдохнула через нос, чтобы наверняка изгнать запах овец. С облегчением потянулась. Теперь намного лучше.
— Додумалась до чего-то? — спрашивает Бобби, закидывая ноги на свой стол и отпивая кофе.
Кажется, все еще тот, с которым утром пришел на работу.
— Да. Зацепок стало больше, — довольно улыбается Шайль.
— Куда поедем? К соседу тому? Надо его хорошенько «отблагодарить», — бромпир, видимо, всерьез решил помочь с делом Бибика.
Уж не из-за того ли, что имя убитого заставляет вспомнить сестру?
— М-м-м… Нет, соседа скорее всего подставили. Вряд ли будет толк. Давай лучше с каким-то из твоих дел разберемся. На чем застрял?
— О! Сейчас, сейчас…
Записи бромпира выглядят гораздо организованнее, чем заметки Шайль. И все же, разница в количестве слов заставляет детектива тяжело вздохнуть: пока дочитаешь до конца эти мемуары, легко забудешь начало.
— Я называю это дело «Безумный художник». Кто-то испоганил картину перед самой выставкой. Главную картину.
— И как это связано с преступлениями и деятельностью волколюдов? — скептически спрашивает Шайль, стряхивая пепел в ближайшую кружку и продираясь через нудные записи.
Описания, описания и, иногда, какие-то странные метафоры. В Бобби пропадает писатель.
— Это связано с бромпирами! А мы их вопросами тоже занимаемся, — отвечает коллега, забирая у Шайль записи. — Выставка посвящена нашему искусству, и уничтожение одной из картин — настоящий теракт против бромпиров всего Всемирья.
— Жуть… — замечает Шайль.
Но про себя она думает: «Херьня».
— Да, так что как только Кармайн с напарником поднимутся сюда, сразу пойдем в галерею!
— Она далеко?
— Нет, в паре кварталов отсюда.
Шайль не знала, что в О-3 есть художественные галереи.
— И как давно у тебя это дело?
— Полторы недели, — со странной гордостью отвечает бромпир. — Я разок уже приезжал посмотреть на картину, но так ни к чему и не пришел. А потом навалилась другая работа…
«А потом напарник заболел, и я зассал работать в одиночку» — так должна была закончиться фраза, но Бобби захотел сохранить достоинство и заткнулся.
Шайль не стала задавать вопросов. И не стала говорить, что мелкое дело полуторанедельной давности раскрыть так же сложно, как доплюнуть до солнца. Это все неважно. Ей главное чем-то заняться в рабочее время.
Потому что детективам нельзя лезть в общественные организации волколюдов без соответствующего разрешения со стороны закона. Которое теперь не получить, ведь дело Бибика вроде как «закрыто». Зельда созналась на допросе. В суде ей уже не отвертеться, даже если вдруг захочет.